Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна

Меня ожидали вступительные экзамены. Сначала был тест по математике. Я быстро его написал. Едва же был кончен математический тест, как меня отвели писать диктант по русскому языку. Диктант я тоже быстро написал.

Я сидел в классе и ожидал, когда училка проверит мою писанину.

Проверка шла долго.

Более того, меня насторожило то, что очень уж много исправлений делает эта дама в моей работе. Я не вытерпел и подошёл посмотреть на то, что она там делает. Увиденное превзошло все мои самые смелые догадки. Эта сволочь ставила мне лишние запятые, зачеркивала слова и меняла буквы с правильных на неправильные. Я пришёл в ярость: «Что вы делаете?! Как вы смеете?!». Тут училка разошлась не на шутку: «Я как смею?! Да ты как смеешь?! Ублюдок! Щенок! Помогите! Насилуют!».

Прибежали учителя.

Меня увели к директору. Там эта самая училка, заливаясь слезами, стала орать, что я её хотел изнасиловать. Родители были в шоке. Тут же им стали говорить, что я ненормальный, девиантный, что меня надо изолировать от общества. А ещё им сказали, что я непременно стану уголовником.

Ну, хоть это сбылось! Следствие по моему делу всё ещё продолжается.

Тут директор жестом поднятой руки прервал толпу орущих училок. Он сказал нам всё тем же томным, полным презрения голосом: «Ну, вот видите, какое дело. Школа у нас элитная, и мы не можем взять вашего сына… Нам очень жаль. Впрочем, если вы внесёте небольшое пожертвование в наш фонд, – тысяч, скажем, семьсот или пятьсот хотя бы, – не забывайте, что у нас школа все-таки элитная, а не для всяких шаромыжников, – то мы могли бы этот вопрос как-нибудь уладить.».

Чуткий на такие вещи отец молча встал и ушёл, громко хлопнув дверью. Мы пошли за ним.

Ещё несколько дней после этого отец приходил в себя от такой наглости.

Времени до первого сентября оставалось совсем немного. Мы торопились. Отдать меня в какую-то крутую физмат-спецшколу, где учился сын моей крёстной, как того хотела мама, – не удалось, так как я не знал физики. Нас тогда сразу же погнали взашей, как только это узнали. И когда до начала учебного года оставалось всего два дня, – родители приняли решение, которое определило мою судьбу.

Тот день я запомнил на всю жизнь. Это было 31 августа 2013 года. Солнце светило, но уже не так ярко, как это бывает в июле. Небо было голубым, но каким-то бледным. И хотя погода ещё была тёплой, – изредка дул прохладный ветерок, как бы напоминающий о неуклонном приближении осени.

Мы всей семьёй пришли в ближайшую от нашего дома школу, в 737-ю. Пришли пешком.

Вошли мы, значит, в холл.

Там ещё шёл ремонт.

Ну, тут нас и директор встречает. Здоровается приветливо так, в кабинет пройти приглашает. Мы приятно удивляемся и проходим.

Кабинет у него маленький, тесный, шесть квадратных метров всего. Там едва помещался стол, заваленный бумагами, шкаф да пара стульев.

Директор нас кое-как усадил и начал разговор.

Представился сначала.

Звали его Илья Михайлович Бронштейн.

Мы тоже представились.

Беседуем.

Он подробно обо всём расспрашивает, всем интересуется, слушает внимательно. Со мной разговаривал долго. А потом он вдруг встал и воскликнул: «Берём его в гимназический класс! Без вариантов!». Мы все очень удивились и обрадовались.

Тогда Илья Михайлович попросил меня выйти в канцелярию. Ему надо было поговорить с родителями наедине.

Я вышел в канцелярию и сел в новенькое, но уже местами порванное кресло, обитое бежевым кожзаменителем. Я смотрел в окно и думаю о жизни. В том духе, что вот-де как бывает. Потом смотреть в окно мне надоело, и я перевёл взгляд на пол. Прямо из-под моего кресла выползал какой-то странный жук. Он был крупным, размером с пятак, совершенно круглым и имел цвет кроваво-красный. Он дополз до середины комнаты, побыл чуть-чуть на одном месте и пошёл назад.

Едва он скрылся под креслом, как дверь директорского кабинета открылась. Оттуда вышли довольные родители.

«Ну, пойдём домой!» – сказала мне улыбающаяся мама. И мы пошли домой.

По дороге родители рассказали мне, что Илья Михайлович уже отремонтировал школу и теперь работает над организацией иконописной мастерской. С этого года он планирует ввести в программу школы риторику. Были у него ещё и другие начинания: богословский кружок, скаутская организация и невесть что ещё. Словом, Бронштейн строил поистине наполеоновские планы. О том, как они будут безжалостно разрушены душегубами из верхних инстанций, – я ещё расскажу дальше. Пока же не будем забегать вперёд.

Итак, моя судьба была определена. Поэтому 2 сентября 2013 года я пошёл в шестой гимназический класс 737-й школы.

 Глава вторая. Здравствуй, чёрный понедельник!

Я отлично помню этот гребаный день.

Впрочем, подходит ли ему этот эпитет?

Скорее нет.

День этот был не столько грёбаным, сколько просто очень странным. Он проходил как во сне. Естественно, ведь я вплотную столкнулся с такими вещами, которые ещё вчера мне в страшном сне приснится не могли.

Мама разбудила меня в 6:30 утра.

Должен сказать, что к тому времени я стал спать один. Теперь присутствие мамы меня тяготило.

Хотелось спокойно почитать под одеялом и онанизмом заняться.