Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Во-вторых, находилась лаборатория на пятом этаже. А это для сотрудников ФСБ слишком высоко.

То ли дело психологический кабинет.

Располагался он на первом этаже. Как раз в том месте,

где к основному зданию нашей школы пристыковывалась пристройка. Там, как вы помните, располагалась наша начальная школа.

Вот именно там, прямо сбоку от лестницы располагался психологический кабинет. От лестницы с одной стороны и коридора с двух других он был отделён лишь тонкими перегородками из какого-то плотного картона.

В коридоре было превосходно слышно всё, что происходило там. Ещё прямо над кабинетом находился наш класс английского языка. Там тоже было слышно почти всё, что происходило у психологов.

Вот именно там-то и разместились сотрудники ФСБ.

Поначалу их было немного, и вели они себя относительно прилично. Однако вскоре положение дел изменилось…

Но об этом я расскажу чуть дальше.

В первый день допросы продолжались до поздней ночи. На следующий день они продолжились.

Допрашивали моих одноклассников, учителей, вообще всех, с кем я когда-либо общался.

Вечером приехало подкрепление…

Мне очень жаль, что я не видел обыска, который прошёл в нашей школе во вторник. Мне про этот обыск рассказывали.

О, если верить описаниям очевидцев, это было воистину эпично! Такие обыски у нас нечасто случаются!

Ближе к вечеру к воротам школы подъехало два чёрных автобуса с затонированными в ноль стёклами. Из них вывались фээсбэшники. Начался обыск.

Сотрудники Федеральной службы внимательно изучили всё, что могли изучить. Они вынесли всё оборудование из кабинета химии и едва не обнесли кабинет физики.

Наша учительница химии Алла Григорьевна была вне себя от гнева. Новейшее оборудование стоимостью в несколько миллионов рублей она получила в рамках Курчатовского проекта. Такому оборудованию могли позавидовать многие университеты.

Всё это было изъято следствием.

Из кабинета труда фээсбэшники вынесли практически всё. Они забрали токарные и сверлильные станки, всё инструменты и почти весь хлам, коего в кабинете было порядочно.

В кабинете трудовика вместо паркета лежали крашеные доски. Их безжалостно отодрали для того, чтобы залезть в подпол.

Дальше произошла феерическая по своей абсурдности сцена.

Когда доски от пола отодрали и вынесли из кабинета прочь (а до этого ведь прошлось вытащить в коридор всю мебель оттуда же), – какой-то не в меру зоркий опер заметил что-то маленькое в углу.

– Что это там?! – громко завопил опер, размашистыми шагами направляясь к углу через подпол.

Перешагивая балки, он не сразу добрался до интересовавшего его угла.

Опер нагнулся и поднял оттуда нечто маленькое и серое.

– Что это?! – завопил уже другой опер, тот, что стоял на пороге кабинета.

– Трупик! – ответил тот, что стоял в углу.

Как оказалось, в руках у опера был высохший трупик давным-давно сдохшей мыши.

Были и другие весёлые истории.

Так, один излишне старательный опер пытался отодрать батарею в кабинете труда. Он предполагал, что внутри батареи может быть спрятано оружие.

Учительница музыки сказала ему: «Не надо отрывать батарею! Вас обольёт кипятком!».

Опер повернулся к ней и громко заорал: «Угрожаете сотруднику правоохранительных органов?!».

Батарею он всё-таки открутил, хотя и не сразу. Кипятком его действительно облило. Он громко орал и матерился, ругая учителей: «Твари ёбаные, что вы меня сразу не предупредили?!».

Школьный врач перевязала ему руку. Однако едва она

успела сделать это, как другой опер полез в электропроводный щиток в кабинете труда и начал лапать проводку в лучшем случае годов эдак шестидесятых. Его ударило током. Этого пришлось увезти в больницу.

«Работа только началась, а мы уже несём потери личного состава!» – спокойно сказал на это седой полковник, руководивший обыском.

Впрочем, тогда ещё потери личного состава не стали катастрофическими. Это произойдёт значительно позже.

Я пришёл в школу в среду. Мебель из кабинета труда занимала весь коридор на первом этаже. Вдоль плинтусов лежали гвоздями кверху старые доски, оторванные фээсбэшниками от пола.

Кабинет труда был пуст и угрюм. Там царил полный, абсолютный разгром. Трудовик убивался горем.

У меня был сложный разговор с директором. Марина Юрьевна сказала, чтоб я ждал ареста со дня на день.

Однако несмотря на грозные словеса меня не арестовали ни в четверг, ни в пятницу, ни на следующей неделе.

Допросы и обыски продолжались. Фээсбэшники допросили многих людей из школы. Многие из них были допрошены не по одному разу. У многих моих одноклассников и просто добрых знакомых в домах были проведены обыски (точнее – изъятия). «Откуда такой интерес к обычному школьнику?!» – спросите, наверное, вы.

В показаниях на первом допросе (официально – опросе) я наговорил столько, что… Короче, уголовные дела можно было открывать на всю школу: на директора и администрацию в целом, на многих учителей, на учеников. Вообще, если верить тому, что я успел рассказать, выходило, что наша школа – настоящее логово бандитов, шпионов и террористов.

Итак, о чём же я рассказал в показаниях?