Теплый дом. Том II: Опекун. Интернат. Благие намерения. Детский дом (записки воспитателя)

И выезжал — я успел сродниться с этим единственным поездом, идущим на Минводы.

И никто меня, естественно, не встречал.

Полдня я шатался по вокзалу в надежде, что мы с нею разминулись, потом покупал билет на обратный путь, и тот же поезд с дружеским сочувствием привозил меня назад.

Получал очередное письмо, в котором не было и намека ни на мое ультимативное послание, ни на мой незадачливый вояж.

В конце концов я взбунтовался. Летом, когда миновал ровно год, как уехала она, после очередного неудовлетворенного ультиматума я, прибыв в Минводы, не купил билет и не поехал обратно, а двинулся в Пятигорск, нашел пригородную автостанцию — она находилась на курортном рынке и была так густо облеплена народом, как будто тоже продавалась, — и, набравшись храбрости, поехал на автобусе в ее село. Автобус петлял по узкому, стесненному садами и огородами — сразу видно, что земля в здешних благословенных местах ценится подороже, чем в наших степях, — шоссе, и с каждым новым указателем моя решимость потихоньку таяла: мы с нею двигались в противоположных направлениях. Но делать было нечего. Автобус достиг села, я вышел на первой же остановке в начале улицы. Еще совсем недавно больше всего на свете желавший встречи с нею, я теперь всячески оттягивал возможность увидеть ее. Пройдусь пешком, найду дом, — хитрил я сам с собой.

По самой околице текла неширокая зеленая река. В песке на берегу копошились мальчишки, бурые и разомлевшие, как дождевые черви. Можно было спросить дорогу у них, но я решил, что ее улицу отыщу сам, — опять тянул время. Прошел несколько шагов и чуть не споткнулся: прямо напротив меня на рассохшейся калитке красовалась новенькая, как погон, табличка: «Ленина, 345».

Двор за калиткой был спасительно пуст.

Повернуть назад? — голопузые чертенята за спиной наверняка наблюдают за мною. И потом, семь верст киселя хлебать, чтобы так бесславно сбежать? С другой стороны, как ее позвать: «Хозяева!», «Лена!» — или просто трясти за калитку? Калитка такая, что из нее и душу невзначай вытряхнешь.

Двор у них был длинный, узкий, и я, краснея от нелепости обращения, крикнул первое: «Хозяин!» — так кричали нам в окна случайные путники, просившиеся на ночлег. Вообще-то просились вначале к другим, очень уж одиноко, отторженно стоял наш дом, но другие почему-то всегда направлялись к нам. Ужин на скорую руку странники ели с подчеркнутой аккуратностью: своеобразная, простонародная форма благодарности — потом мать бросала им на пол соломы, задувала лампу и, намаявшись за день, мгновенно засыпала, а я еще долго вслушивался с печки в перешептывание, вздохи, всхлипы старух, погорельцев и бог весть кого — шли пятидесятые годы, когда дороги вскрылись, как речки.

Если бы она сразу не вышла из хаты, второй раз я бы не крикнул.

Она шла к калитке, с недоумением вглядываясь в меня, а я с самого начала, еще когда она только появилась на пороге низенькой продолговатой хатки, спрятавшейся в глубине двора, понял, что это не Лена. Ольга. Она подошла к калитке. От напряженного любопытства, а может, и оттого еще, что я сам был как вареный рак, лицо ее вспыхнуло. Это был уже не оладушек: за три года, с тех пор, как я видел его на интернатской аллее, из детского полнолуния выпекся тонкий серп.

— Вам кого?

— Лену.

Она сдвинула брови, как будто собиралась узнать меня, и веселая, даже озорная искра удивления проскочила в ее глазах, совсем не таких, как у сестры — продолговатых, переполненно светлых, как весенние капли в голом саду.

— Так вы Гусев, да? — обрадовалась она, распахнула калитку: — Проходите. Лена пошла в магазин, скоро вернется.

В ее радости было лукавство, и во мне шевельнулось: неужели читала?

Она повела меня не в хату, а в сад.

— Давайте здесь подождем. Тут у нас вишни, угощайтесь.

Я сидел на какой-то жерди, на коленях у меня оказалась погнутая железная чашка с вишнями. Черные, жирные вишни обрывались с обступивших нас веток в траву, собственно говоря, Ольга и мне насобирала их в траве, простодушно объяснив, что отсюда они вкуснее. Внимательно разглядывая меня (наверняка читала!), Ольга стояла рядом и по мере надобности ныряла рукой ко мне в чашку. Пересохшими плодоножками вишни цеплялись за ее пальцы, гроздьями повисали на них, влажные, переспевшие.

Мы ели вишни, и это даже доставляло мне удовольствие.

Потом я услышал, как стукнула калитка.

Ольга побежала во двор, я остался сидеть на жерди, не догадавшись хотя бы убрать с коленей чашку с вишнями, не вполне соответствующую возвышенному моменту ожидания любимой.

Она поздоровалась со мной и устроилась напротив на траве. Сидела, подобрав ноги под себя, опершись одной рукой о землю и чуть склонив голову набок.

С замиранием сердца узнавал я ее руки, глаза… В волосах появилась длинная, до бровей, челка.

Сказал, что через два дня еду в Воронеж к Плугову, а потом дальше, в Москву, собираюсь учиться. Ехать буду через Минводы. Если хочет, можем встретиться. Например, на перроне или в вокзале…