Они замолчали, прислушиваясь к громыханию во чреве дома, которое означало, что пришел в движение лифт. Доктор пробормотал: «Это не может быть она… Она же сказала: полчаса…». Каждый из супругов ушел в свои мысли, быть может, вспоминая те времена, когда доктор следовал по пятам за знаменитой Зизи Билодель. Тогда его истинная натура прорвалась наружу. «Над тобой все смеются», — твердила каждый день Катрин. Ему приходилось втайне от нее брать частные уроки танго, и в заведениях, куда Зизи и ее команда влекли его каждую ночь, молодежь надрывалась от смеха, глядя, с каким прилежным и сосредоточенным видом танцует громадина Шварц. Он обливался потом и постоянно ходил в уборную менять воротнички. В ту пору художник Билодель еще не женился на Зизи, но она уже носила его фамилию, и, не будучи, что называется, «своей», смогла завязать отношения с некоторыми из самых нетребовательных светских людей. Эта плотная блондинка, о которой говорили, что она «очень в духе Ренуара», вполне оправдывала репутацию умницы: разнузданная жизнь не опошлила ее, по крайней мере, так казалось; там, где другая, не такая смекалистая, погибла бы, она собрала обильную жатву ценных наблюдений. Но из какой грязи она выуживала те существа, которые тащила за собой? Катрин тогда повсюду рассказывала, что доктор обнаруживает там замечательный материал для изучения, редкостные типы, что ученый извлекает свою выгоду из этой интрижки… Этой галиматье обычно верили. Впрочем, одна женщина из компании Зизи его действительно интересовала.
Ей и только ей удавалось отвлечь его от лицезрения Зизи Билодель, танцующей со своими юными партнерами.
Именно эта женщина неожиданно позвонила доктору и ожидалась с минуты на минуту.
Катрин подошла к мужу, который делал вид, что читает, и положила руку ему на плечо:
— Послушай: помнишь, в чем она тебе призналась в тот вечер, когда ты пообещал принять ее в любой день и час; с тех пор, как она попыталась отравить своего мужа, ею овладело мучительное желание убивать… И никакое наказание на свете не могло ее остановить… И с такой-то женщиной ты собираешься остаться наедине в одиннадцать вечера!
— Будь это правдой, она бы мне тогда ничего не сказала. Она просто водила меня за нос… А к тому же, о какой опасности вообще речь? За кого ты меня принимаешь?
Она устремила на него свои бесхитростные глаза и, не повышая голоса, объявила:
— Ты боишься, Эли. Взгляни на свои руки.
Он засунул их в карманы, пожал плечами, кивнул головой направо:
— Брысь отсюда! и поживей! и чтобы я тебя здесь до утра не видел.
Катрин, ничуть не потеряв самообладания, открыла дверь в прихожую. Доктор, улучив момент, крикнул секретарше, которая сидела на банкетке в коридоре, чтобы она провела к нему даму, когда та придет, и немедленно проваливала.
Когда Катрин затворила дверь, на секунду они с мадемуазель Парпен оказались в темноте. Потом секретарша включила свет.
— Мадам!
Катрин уже ступила на лестницу, которая вела в комнаты. Она обернулась и увидела мокрые щеки толстухи.
— Мадам, не уходите!
В ее голосе не осталось и следа дерзости. Она умоляла:
— Нужно, чтобы эта женщина чувствовала, что находится под наблюдением; нужно, чтобы она знала, что кто-то есть в соседней комнате… А может, мне тоже остаться? — добавила она вдруг. — Вдвоем-то веселее… Но нет, он ведь запретил…
— Ну, это было бы легко от него скрыть…
Секретарша покачала головой и пробормотала: «Как бы не так!..» Ей почудилось, что ее хотят подставить, чтобы лишить места. Мадам Шварц ее успокоила. Женщины умолкли: на сей раз в лифте наверняка была она. Катрин тихо сказала:
— Проведите ее в кабинет и отправляйтесь спокойно спать. В эту ночь с доктором ничего не случится, уверяю вас. Вот уже двадцать лет на мне забота о нем; я на вас не рассчитывала, мадемуазель.
И она исчезла во мраке лестницы. Впрочем, добравшись до площадки, она спустилась на несколько ступенек и перегнулась через перила.
Лязгнули двери лифта, коротко взвизгнул звонок… Отсюда, сверху, никак не рассмотреть лица женщины, перед которой посторонилась мадемуазель Парпен. Приятный голос осведомился, здесь ли живет доктор Шварц. Но его обладательница ни в какую не желала отдавать секретарше сумочку, которую та хотела у нее забрать вместе с мокрым зонтиком.
Катрин села на ступеньку. Мадемуазель Парпен прибежала к ней и прошептала с испуганным видом, что от незнакомки пахнет виски. Они прислушались: звучал только голос доктора. Катрин спросила, во что одета эта женщина: оказалось — в темное пальто с довольно изношенным шиншилловым воротником.
— Знаете, мадам, что меня беспокоит, — ее сумочка; она зажала ее под мышкой… Надо было постараться сумочку отобрать… Может, у нее там револьвер спрятан…
Послышался смех незнакомки, затем доктор опять заговорил. Катрин призвала мадемуазель Парпен «не волноваться, быть благоразумной». Секретарша схватила ее за руку и не смогла сдержать невольного «спасибо», хотя сразу же поняла, что звучит это смешно.