– Кстати, как у тебя с Одетт? – спросил Алесь. Я как раз о нашей с ней Пасадене вспоминал и вздрогнул вдруг. Передо мной гладко текла прожаренная солнцем дорога, машин было мало, вокруг песок, колючки да пальмы, а вдалеке – прекрасный горный хребет. И меня вдруг все это перестало радовать, резко, неожиданно, как будто кто-то вырубил свет.
– А ты как думаешь?
– Ну, думаю, может помирились уже.
– Ты с ней помирись поди.
– А ты пробовал?
Но я не пробовал. И это, может быть, было самым моим важным любовным жестом. Лучше цветов в постель, лучше подаренных колечек с акулами и кулончиков с роботами, лучше любых выходных в любом городе.
Лучше, господи, нашего счастья было несчастье остаться одному.
– Ну, я пока не думаю об этом. Девчат много, знаешь ли. Мозг мне ебать не будет, и то славно, правда?
– Да славно, – сказал Мэрвин. – Ты, главное, сам мозгом не поедь.
Я открыл окно, прижал сигарету к прикуривателю и затянулся.
– Ой, вы-то все такие спецы по отношениям.
– Но ты правда сильно не расстраивайся, – сказал Алесь. – Она тебя не поняла бы.
– Не знаю, я вот тебя не понимаю, а у нас же с тобой хорошая вышла дружба.
– Дружба – это не любовь, – мудро рассудил Алесь. – Тебе нужна девушка, которая будет на тебя похожа.
– А у тебя-то девушки нет, потому что ты один такой, особенная снежинка?
Алесь беззлобно засмеялся. Мэрвин сказал:
– Мужики, давайте поспокойнее.
– Да я спокоен.
– Ты, Боря, человек горячий.
– Не такой уж и горячий. Баба, видишь, недовольна, – сказал я.
– Специально ляпнул, чтоб от меня такое не услышать?
– Да заткнись ты, Алесь!
Ладно, была в нем одна очень неприятная штука. Алесь всегда говорил с одной, далекой интонацией бодхисатвы, поэтому каждая его реплика казалась весомой, философской почти.
– Что ты как девка? – спросил я. – Давай о чем-нибудь мужском лучше.
– О войне, что ли?
– О войне грустно.
Я вдруг подумал, а что бы сказал Алесь, узнай он, что я чую под землей готовую взорваться каверну и ничего с этим не делаю? Мне хорошо представился его взгляд, а вот что бы он на это ответил, я так и не смог придумать.
В конце концов, я радовался тому, что это моя маленькая крысиная тайна.
Мэрвин бы меня понял, сто пудов, но я и с ним не хотел на эту тему говорить. Рассказал одной Эдит. Долго-долго она молчала в трубку, а потом сказала:
– Это твое право, и никто не может тебя осудить.
– А ты бы как на моем месте поступила?
– Не знаю. Но это и неважно. Важно, как поступил ты. И никто не может сказать, что ты в чем-то виноват. Твои жизнь и достоинство тоже ценны.
Она, казалось, вовсе не испытала никаких эмоций, просто посчитала что-то в голове.
Мэрвин сказал:
– Слушайте, а если все же заедем в Пасадену, там есть приличные казино?
– Нет, – сказали мы с Алесем одновременно, и я обрадовался тому, что хоть в чем-то наши взгляды сходятся.
– Как думаете? – спросил я. – Пройдет-то нормально?
– Да должно бы.
Всегда мы это друг у друга спрашивали. Нервно курили и думали, придется ли стрелять, придется ли умереть, придется ли убить.
Часть работы. Надо сказать, не самая беспонтовая. Был в этом особенный кайф.
Кому на войне слишком много крови, но немножко крови все-таки хочется, тому надо идти в бандиты.
А кому на войне слишком много смерти, но немножко смерти все-таки хочется, тому надо идти во врачи.
Мы насквозь проехали Пасадену, поглядели на белые южные домики под синим, гуашевым от жары небом. Необычная прохлада октября сменилась такой же неожиданной жарой ноября. Я с нетерпением ждал дальнейших перемен погоды. Синоптики обещали дожди и похолодание, но я им не верил.
Все вокруг было безмятежно ровным, плыло в мареве.
А как там Одетт? Вот о чем я снова подумал. Мне бы не стоило больших усилий найти ее где угодно, вернуть ее как угодно. Стоило больших усилий этого не делать.
Мэрвин болтал что-то о казино, о своей совершенно новой (ну конечно) технике, о том, что он все предусмотрел, и вот следующие шесть часов будут счастливейшими в его жизни.
– Посмотрим, – сказал я. – В зависимости от того, насколько хорошо все пройдет, я тебе поверю или нет.
– Я тебе говорю, я все посчитал. Сегодня планеты так сошлись.
– Слушай, – сказал Алесь. – У тебя планеты по-другому никогда не сходятся. Видишь казино, и они сразу выстраиваются в нужной комбинации.
– Парад планет, – засмеялся я.
– Вы будете смеяться, но парад планет крайне неудачная комбинация для игры.
– Господи боже мой, Мэрвин!
– У тебя отключается критическое мышление.
– Тебя надо полечить.
– Знаете, почему я ненавижу, когда вы собираетесь вместе? У вас нет ничего общего, кроме презрения к истине!
– Здравый смысл. Это называется «здравый смысл».
– Только так.
– Серые вы люди. Скучные, поверхностные. Вы не смотрите в глубину.
Ой, я такие глубины видел, теперь ни в жизнь на них смотреть не хочу, если честно. Мне бы все по мелководью, чтоб течением не унесло.
– Приедем скоро, – сказал я, сворачивая с шоссе на дорожку поменьше с односторонним движением. Здесь уж можно было расслабиться, и я прибавил газу. За нами, я глянул в зеркало заднего вида, неотступно следовал зеленый «форд» Андрейки.