Вот кто перед смертью младенец, а я был шестиклассник.
– Ты что делаешь, больной, не надо ее трогать, инфекцию занесешь!
– Да не страшно. Не страшно, я тебе говорю.
Не скажу, что я отчаялся от ужаса. Смерти боялся, разумеется, ясное дело, боялся и боли, но мне казалось, что дела у меня идут неплохо для моего положения. Я только в зеркале заднего вида подглядел, что мне так больно, я аж плачу.
– Блядь! – сказал вдруг Мэрвин. – Боря, мы тупые.
– Ты тупой, – ответил я, закрывая глаза. – А о мертвых либо хорошо, либо никак.
– Очень смешно. Ты чего на переднем сиденье сидишь? Чтобы всем светить кровавой рубашкой своей?
– Чтобы просто всем светить. Я – солнце!
Мэрвин съехал на обочину, остановил машину.
– Все, Боря, пора перебираться. Давай, пиздуй отсюда.
– Сам пиздуй, никуда я не пойду.
– Давай-давай. Не хватало еще, чтобы копы проехали. Быстрее.
Я попробовал выйти под палящее солнце, но получилось так себе, фактически я вывалился из машины. Ну ничего, ничего, правда. Солдаты ведь на войне справлялись и не с таким. А чего это Боречке на заднее сиденье никак не перебраться?
Мэрвин выскочил из машины, помог мне подняться. Я увидел свою кровь на песке – красное на золотом.
Гриффиндор!
Одетт.
– Давай, Боря, давай, потихонечку.
– Господи боже, оставь меня здесь, иди дальше без меня.
– Ты издеваешься?
– Ну чуть-чуть совсем, думал, ты не заметишь.
Под палящим солнцем нас обоих трясло, как будто мы оказались посреди Снежногорска зимой. Без сомнения, это был один из худших моментов в моей жизни, просто кошмар.
Наконец Мэрвин усадил меня на заднее сиденье.
– Спасибо, – сказал я, но Мэрвин не шелохнулся. Конечно, я увидел его взгляд и сразу все понял. Тот самый, нечеловеческий. С таким он множество раз вцеплялся зубами в мою ладонь.
Но теперь это уже был не крошечный вампирчик Мэрвин.
– Стой-стой-стой, подожди…
Это я зря начал. Он человеческой речи, строго говоря, уже и не понимал. Бросился на меня, и я подумал – вцепится мне в шею. Сейчас это Мэрвину ничего не стоило, никаких терзаний.
Он был невероятно сильный, просто дикость какая-то, а я ослабел от потери крови. И мне нельзя было доставать пушку, его никак не припугнуть в таком состоянии, понимаете? Так что единственное, что я мог сделать, это оказаться достаточно ловким, чтобы столкнуть его с себя, выкинуть из машины. Боролись мы ожесточенно, один раз он зубами вдруг вцепился мне в щеку, слава господу, кусок не успел отгрызть.
Наконец с неимоверным трудом (пару раз я двинул его головой о потолок салона) мне удалось вытолкать Мэрвина из машины.
– Сука! – орал я, пиная его в рожу.
Он отлетел на полметра, а я захлопнул дверь и рванул на водительское место.
– Отсоси! – крикнул я, заводя машину. Мэрвин въебался в стекло, как зомби. «28 дней спустя» скорее уж, чем «Ходячие мертвецы». Повезло мне, что к тому моменту, как он догадался дернуть ручку, я уже успел надавить на газ.
Я стащил с себя окровавленный пиджак (крови на нем было недостаточно, но, может быть, этого ему хватит, чтобы никого не прикончить) и выбросил его в окно.
Господи боже мой, подумал я, может, надо было его вырубить?
Я сразу представил Мэрвина, которого забирают в психушку, а там он не может спать, чем бы его ни кололи, и только беснуется.
Ему, разумеется, ставят какой-нибудь экзотический диагноз вроде фатальной семейной бессонницы. А потом он загрызает медсестру.
Я думал остановиться, но не мог, наоборот, ехал все быстрее и быстрее, так что дорога должна была стать еще горячее под колесами моей машины.
Странное дело, я чувствовал себя нормально – адреналиновая встряска привела меня в порядок, даже боль отступила, и все вокруг стало ясным, по-нормальному контрастным.
Но соображать нормально – вот этого я не мог. Меня хватило только на то, чтобы отправить смс-ку Алесю, где вот наш Мэрвин теперь.
И я вырубил телефон.
Ехать в больницу – вот это была ужасная идея, я направлялся в надежное, темное и пустое место, какое было мне нужно больше всего на свете.
В свое гнездо.
Глава 24. Опойца
А самый младший брат папкиного отца, Костик, вот, короче, женился на человеческой женщине, все ей, конечно, рассказал, у них вообще любовь была. Уехали они, значит, после войны строить Байкало-Амурскую магистраль, там и обжились в каком-то небольшом сибирском городишке, под это дело специально возведенном.
Он по-тихому копал, от болезней стало ему тоскливо, и с горя мужик начал пить.
Был он спокойного нрава, достойный, тихий пьяница, до побоев никогда не опускался, даже не ругался громко, редко прогуливал работу.
В один такой себе день, уж точно не очень прекрасный, жена нашла его мертвым – упился до смерти метиловым спиртом, который ему кто-то из знакомых подогнал.
Все случилось уж очень неожиданно, мужичок так быстро умереть не планировал, и осталась новоиспеченная вдовушка одна-одинешенька – дети разъехались по институтам, знаний набираться (и никто из них нашей породы не уродился, надо сказать), а с родственниками мужа давно никаких контактов не было.