Читаем Терра политикана полностью

Одна из голосистых деревенских девок, подойдя к безногому баянисту, сидящему на сцене в специально сколоченном полустуле-полукресле, пошепталась с ним приблизилась к самому краю сценического возвышения и, призвав присутствующих к тишине, запела. Песня «тяжелая» и грустная, рассказывала об участи одинокой рябины, которая не может перебраться к высокому дубу и сплестись ветвями с ним.

Капитан решился подойти к двум сёстрам, а следом подбежала и третья – Клавдия, из женского любопытства. Георгий удивился, узнав, что они родные сёстры. Он тихонечко прокомментировал исполнение:

И муза в дырявом платке

Протяжно поёт и уныло

– Это вы сейчас сочинили? – Мария удивлённо подняла и распахнула глаза.

– Нет, что вы, мне так не суметь. Это Анна Ахматова написала, лет двадцать пять назад. Кстати, в вашем исполнении песни звучали гораздо лучше.

Ольга подала голос:

– Маша у нас – знаменитость, не то, что мы.

Капитан подбодрил:

– У близких родственников и способности сходные. Может попробуете что-нибудь спеть?

Ольга засмущалась:

– У меня духа не хватает.

–Так наберитесь его и смело на сцену.

Тут произошёл конфуз. Мария беспардонно влезла в разговор:

– Ей нельзя. Коли она наберётся духа – так перданёт, что народ разбежится. Всю избу и так провоняла…

Ольга стремительно рванулась в сторону выхода. За ней поспешила старшая, вполоборота бросив Марии:

– Дура! Дура и сволочь…

В сентябре справили свадьбу, и Георгий Бурмисторов перебрался на жительство в дом жены – Марии Петровны, теперь Бурмистровой.

Дальше потекла послевоенная жизнь. Ни о каком хоровом коллективе речь уже не заходила. В 1947 году родилась дочка Люба. Мария, стараниями мужа, получила должность заведующей библиотекой. Не простой библиотекой, которая тоже имелась в деревне, а большой монастырской, насчитывающей 12 тысяч книг. Лишь пара тысяч из них относилась к духовно-религиозным изданиям, а, около пятисот являлись настоящими раритетами, подаренными монастырю Марфой Петровной Брюкендаль, в девичестве княжной Оболенской. Кстати, обеих Петровн (Оболенскую и Бурмистрову) объединяла величавость походки. Поступь голосистой библиотекарши я наблюдал лично более сорока лет подряд, а плавнохождение «лаптевской принцессы» (В Лаптево находилось имение Оболенских, которое впоследствии вошло в состав Колычёва, улицами Перспективной и Парковой, ещё Парковым переулком), неутомимой борчихи за крестьянские права (по молодости), отражены в сочинениях местных историков – Александра Соллертинского и, позднее, Владимира Смирнова…

Извиняюсь за отступление и некоторые подробности, но эти дамы похожи, хотя бы отчасти ещё и судьбой. Марфушу, в сороковых годах 19 века, покорил отставной вояка Брюкендаль, который скончался вскоре, вероятно, от счастья…

К написанию данного рассказа меня склонили два знакомых графомана, всучив пособие для литературных бездарностей от Эльвиры Барякиной, со словами:

– Твоя непредсказуемая и зигзагообразная писанина отталкивает и пугает читающую публику. Мастерица (Барякина) указывает на недопустимость множества героев, а также, сюжетных отклонений.

Любопытства ради, решил я попробовать следовать советам юной наставницы – метрессы. Получаться стало нечто похожее на тропку к кустам за дачным участком, когда туалет ещё не построен, или на сухую тонкую жердь.

Терминология не моя. Приятель-интеллектуал Слава, из Белоруссии, мягко пресек мои попытки следовать идиотическим советам:

– Если линия сюжета пряма, как тело паралитика на жесткой кровати, а не содержит ответвлений и замысловатых интриг с любопытными фактами, только занудный читатель, вроде меланхолично жующей коровы, сумеет одолеть такую книжонку. Ты внимательно почитай эту «барякинщину». Она утверждает, что в русском языке нет альтернативы англицизма «штанишник» (человек, чувствующий задницей). Да полный бред! Я подозреваю её в не совсем отечественном происхождении. Достаточно вспомнить: жопочуй,чуйник, интуитивник, задонюх… хотя последнее можно трактовать двояко…

В общем он вернул в строки свойственный мне юмор.

… События 1947 года в деревне, стране и мире, развивались интересным образом. Разгоралась холодная война, в СССР отменили карточную систему и провели денежную реформу, а в Колычёвском доме инвалидов устроили борьбу со вшами и добились выделения новых простыней и одеял, взамен дырявых и расползающихся, а также поставок одежды и обуви. Успеха удалось достичь благодаря новому директору. Нет, им не стал капитан Бурмистров. Прибыл новый назначенец полковник, а Георгий ему энергично помогал. Под его руководством запустили пилораму и соорудили огромные арочные ворота из дерева, для дополнительного въезда на территорию. На воротах рельефно выделялись цифры 1947, вырезанные с претензией на изыск местным столяром-гробовщиком.

Марию, по совместительству, назначили дополнительно завклубом заведения. Иной читатель тепличного воспитания, воскликнет:

«Вот завирает! Мало того, лишнюю должность приплёл, так ещё о ребёнке забыл. А как же отпуск по уходу за детьми?»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века