Мария уже отстает с записью последних событий, только сейчас добравшись до разговора с Судзуки, но перо замеляет бег, когда она пытается описать свои ощущения от мелькавших одна за другой фотографий с изменениями ландшафта. У нее тогда кружилась голова, терялось чувство реальности. Что же творилось с самим картографом, который мог лишь наблюдать и записывать? Она кладет перо и пытается вспомнить, что он говорил о трансформациях и научном понимании, пытается понять выражение его лица, когда он смотрел на Воронов. Мария отодвигает дневник в сторону и встает. Нужно снова увидеться с Судзуки.
Коридор проходит вдоль одной из стен исследовательского вагона. Жалюзи на окне в мастерскую Судзуки опущены. Мария расправляет плечи и стучит по стеклу. Не получив ответа, дергает за ручку, и дверь с легкостью открывается.
– Мистер Судзуки?
Она заходит в мастерскую с ощущением, что внутри секунду назад кто-то двигался. Но вокруг тихо, только немного пахнет сыростью.
Мария оглядывает помещение, которое стоило бы называть лабораторией. Что может обстановка рассказать о хозяине? На столе приборы, о которых он говорил в каюте капитана, устройства для метеорологических и магнитных наблюдений. Хитроумные механизмы пощелкивают, измеряя температуру воздуха, влажность и атмосферное давление. Дальнюю стену вагона занимает книжный шкаф с множеством томов на разных языках – японском, китайском, русском, английском и французском. Не в силах противиться притяжению книг, Мария подходит к шкафу, проводит пальцами по корешкам и невольно улыбается, найдя знакомое название. Берет серый томик с полки, отмечая, что книгу не раз перечитывали: на некоторых страницах видны пятна от большого пальца, на других загнуты углы.
– Прошу вас, не стесняйтесь брать все, что пожелаете. Хотя уверен, что эта книга у вас и так есть.
Она вздрагивает и едва не роняет книгу при виде картографа, спускающегося по винтовой лестнице.
– Дверь была открыта.
Она спохватывается, что вошла без спроса, и чувствует себя виноватой, но в то же время удивлена приливу радости при виде этого человека.
– Мне следовало знать, что не стоит мешать читающему, – говорит он, остановившись у подножия лестницы. – Надеюсь когда-нибудь увидеть на этой полке написанную вами книгу и узнать из нее о новых городах и странах.
Мария смеется:
– Боюсь, вам понадобится терпение. Моя мать считает неприличным даже думать о поездке в любое место, не получившее одобрения достойных людей. Писать о таких местах еще более предосудительно.
«Как и путешествовать в одиночестве по незнакомым краям и свободно беседовать с мужчиной, которого едва знаешь», – мысленно добавляет она.
– Даже притом, что мы на пороге нового века? – спрашивает он.
– Не сомневаюсь, что она будет до конца цепляться за уходящий. Но позвольте извиниться, я не хотела помешать вашей работе.
– Вовсе нет, вы желанная гостья. Я слишком много времени провожу в одиночестве над картами и журналами и очень рад вашему обществу. Помнится, вы интересовались тем, что мы делаем. Если позволите, я объясню, только, пожалуйста, остановите меня, если станет скучно. Старший стюард однажды заявил, что если я произнесу еще хоть слово о компасах и магнитных полях, он проткнет себе глаз вилкой.
Мария улыбается. Здесь, в лаборатории, она чувствует себя свободней, чем среди пассажиров и команды, и дышится ей тоже легче. Картограф увлеченно рассказывает об успехах в наблюдениях и измерениях, демонстрирует инструменты для регистрации осадков, атмосферного давления и температуры, раскладывает карты и графики с такой заботой, что Мария поневоле заражается его энтузиазмом.
– Что привело вас в этот поезд? – спрашивает она чуть погодя.
– Я мечтал о приключениях, – отвечает он немного извиняющимся тоном. – Возможно, в этом вы меня поймете. К тому же должность картографа всегда занимали чужаки.
– Чужаки?
– Те, кто не был подданным ни Российской, ни Китайской империи.
– Ах да, конечно.
Пресловутая нейтральность компании.
– Но ведь Япония…
Мария напрягает память, вдруг осознав, как мало знает об этом островном государстве, наглухо закрытом для иностранцев.
– Пусть мы не можем путешествовать по всему миру, но нам все равно интересно, как устроена Земля. Я учился картографии у мастера, который с рождения не покидал островок не больше десяти миль в поперечнике. «Все, что тебе нужно, – говорил он, – лежит у тебя под ногами, но понадобится целая жизнь, чтобы это понять». Но я был нетерпелив и хотел наполнить мою жизнь новым, непознанным. Я считал, что ради этого стоит жертвовать.
Да, Мария читала о таком. Тот, кто уходит, может не вернуться. Япония заперла свои двери в конце прошлого века, когда начались трансформации в Сибири, – отгородилась от мира, полагая, что одного моря для защиты недостаточно.
Она не спрашивает у Судзуки, что он оставил, чем пожертвовал. И внезапно понимает, что при всем своем дружелюбии он ужасно одинок, даже в манере держаться, словно создавая вокруг себя защитное пространство.