Они стоят в тамбуре рядом с каютой капитана, тщетно дожидаясь возможности снова взглянуть на нее.
– Воронами? Так они же приносят несчастье. И еще одежда… Их сюртуки похожи на черные перья.
Глупо говорить такое Елене.
– Несчастье?
– Да. Вороны… плохие… – Вэйвэй осекается, проводит каблуком по полу и поправляет себя: – Вороны – просто птицы, а эти люди – они плохие.
Обеим надоедает ждать, и Елена оборачивается к окну. Птицы. Вихрящиеся узоры в воздухе, скопление перьев и крыльев, темноты и полос света. «Можно упасть в этот омут и никогда не вынырнуть», – думает Вэйвэй. Потом поворачивается к Елене и видит, что безбилетница со странным, то ли испуганным, то ли тоскующим выражением лица прижимает ладони к стеклу, а бурлящая туча все приближается и приближается, пока не оказывается прямо над поездом и множество крыльев не заслоняет свет.
Вэйвэй и Алексей сидят в столовой команды, прячась от пассажиров и подкрепляясь сырными крекерами. Повар говорит, что суп временно исключен из меню, а питьевая вода строго нормирована. Зато по рядам передают стаканы с каким-то тошнотворным пойлом. Вэйвэй незаметно выливает содержимое своего стакана в вазу с увядшими цветами, что стоит посреди стола. Похоже, туча птиц нарушила шаткое равновесие, сохранявшееся в поезде. Тонкие струйки ворчания и жалоб на то, что воды дают слишком мало и поезд движется слишком медленно, превратились в гигантские волны. Один вид униформы уже вызывает шквал визгливых упреков в вагонах и первого, и третьего класса.
– Капитану нужно показаться на людях, – тихо говорит Алексей. – Пассажиры не полные дураки, понимают, что у нас не все в порядке, а Воронам они доверяют не больше, чем мы.
Вэйвэй хмыкает. Она лишь вполуха слушает, что говорит Алексей; ее беспокоит поведение Елены. После появления птиц безбилетница выглядела неуверенной, отрешенной. Даже не соблазнилась на предложение еще раз взглянуть на паровозную топку. Вэйвэй мрачно смотрит на потолочные вентиляторы. От жары мысли еле ворочаются в голове.
– Ты можешь что-нибудь сделать, чтобы они работали как надо?
– Мы стараемся, – потирает глаза Алексей. – Но мы же не волшебники. Нужно просто доехать до источника, и все будет хорошо.
Но до источника еще много миль.
– Ты говорил с Марией Петровной? – спрашивает Вэйвэй.
– Со вдовой? Нет, с чего бы вдруг?
– Не знаю, просто… я слышала, что она была в башне, когда налетели птицы. И она то и дело задает вопросы. Вороны такое сразу замечают.
– Вороны всех подозревают в работе на Общество. Наверное, ей одиноко и скучно. То, что ты постоянно суешь нос в чужие дела, еще не значит, что и другие так делают.
Она старается сохранить невинный вид.
– Я просто подумала: ты можешь больше знать о том, что происходит в первом классе, раз уж вы такие друзья с доктором Греем…
Алексей едва не давится крекером.
– Он мне такой же друг, как и тебе.
– Я видела, как вы с ним разговаривали, и мне показалось…
– Тебе неправильно показалось, – твердо встречает он ее взгляд. – Раз уж ты так обо всех заботишься, пошла бы и навестила Профессора.
– Доктор никого к нему не пускает.
– Да неужели? Я слышал, что Аня утром принесла Профессору супу и доктор с радостью ее пропустил.
Вэйвэй собирается резко ответить, но тут в столовую входит группа кондукторов.
– Приятно видеть, как первый механик трудится не покладая рук, решая проблемы с водой.
Усмехаясь, они рассаживаются за соседним столом.
– Не давай нам помыкать тобой. Мы знаем, что механикам тоже необходимо временами остужать мозги.
Алексей не поднимает глаз, но Вэйвэй видит, как он стиснул кружку.
– Просто не обращай внимания, – советует она.
– Или, может, он слишком занят сладкими речами?
Алексей встает под громовой хохот, звенит упавшая на пол тарелка. Он выходит, и в вагоне становится тихо.
– Гордитесь собой? – спрашивает Вэйвэй, но вполголоса, потому что ей не нравятся раскрасневшиеся лица кондукторов, не нравится запах перегара.
И это напряжение, повисшее в воздухе.
Остаток дня и весь вечер Вэйвэй занимается обычной работой и отвечает на все более сердитые вопросы. «В этих местах есть что-то, действующее пассажирам на нервы, – думает Вэйвэй. – Что-то связанное с сухостью, с высокими столбами лишайников отвратительного желто-оранжевого цвета».
Только затемно ей удается вернуться в тайник под крышей.
Елена морщится, выпив маленькую чашку воды, которую принесла Вэйвэй:
– Невкусно.
– Вода слишком много раз прошла по трубам, – объясняет Вэйвэй.
У нее у самой остался во рту неприятный привкус. Металлический, затхлый.
– Там, снаружи, что-то есть, – внезапно поднимает голову Елена. – Чувствуешь?
Она берет руку Вэйвэй и прижимает к стене:
– Вот здесь…
Вэйвэй не чувствует ничего, кроме ритма поезда.
– Опять птицы? – спрашивает она, внутренне сжимаясь, боясь снова услышать хлопанье тысяч крыльев.
– Нет… – слегка озадаченно отвечает Елена. – Там что-то другое.
Она склоняет голову набок и прислушивается. Потом вдруг начинает шарить в темноте по крыше, и Вэйвэй догадывается, что она ищет верхний люк.
– Елена! Нет!