В главе VI
была сделана попытка, очень искусственная, основанная на аналогии с миром воображаемых двумерных существ, определить жизнь как движение в сфере высшей сравнительно с данной. С этой точки зрения всякая отдельная жизнь есть как бы проявление в нашей сфере части одного из сознаний другой сферы. Эти сознания как будто заглядывают к нам в этих [своих] жизнях, которые мы видим. «Когда умирает человек, закрывается один глаз Вселенной, — говорит Фехнер. — Каждая отдельная человеческая жизнь есть момент сознания большого существа, которое живёт в нас. Каждая отдельная жизнь дерева есть момент сознания существа, жизнь которого составляется из жизней деревьев. Сознания этих высших существ не существуют отдельно от низших жизней. Это две стороны одного и того же. Каждое одно человеческое сознание в каком-нибудь другом разрезе мира может давать иллюзию многих жизней».Это очень трудно иллюстрировать примером. Но если мы возьмём спираль Хинтона, проходящую через плоскость, и точку, бегающую кругами по плоскости (см. рис. 2
), и предположим, что спираль есть сознание, то движущаяся точка пересечения спирали с плоскостью будет жизнью. Этот пример ясно рисует отношение сознания и жизни.Жизнь и сознание в наших глазах различны и отдельны друг от друга, потому что мы не умеем смотреть, не умеем видеть. А это, в свою очередь, зависит от того, что нам очень трудно выйти из рамок наших делений. Мы видим жизнь дерева, [одного] этого дерева. И если нам говорят о том, что жизнь дерева есть проявление сознания, то мы понимаем это так, что жизнь этого дерева есть проявление сознания [только одного] этого дерева. Но это, конечно, абсурд, являющийся результатом «трёхмерного мышления», «эвклидова ума». Жизнь этого дерева есть проявление сознания вида, или семейства, или, может быть, сознания всего растительного царства.
Подобно этому наши отдельные жизни есть проявления какого-то большого сознания. Доказательство этому мы находим в том, что наши жизни не имеют никакого другого смысла, кроме совершаемого нами познавания. И мыслящий человек только тогда перестаёт мучительно ощущать отсутствие смысла в жизни, когда он реализует это и начинает сознательно стремиться к тому же, к чему раньше шёл бессознательно.
Причём это познавание, составляющее нашу функцию в мире, совершается не только умом, но всем нашим организмом, всем телом, всей жизнью; и всей жизнью человеческого общества, его организациями, учреждениями, всей культурой и всей цивилизацией.
И мы познаём то, чего заслуживаем.
* * *
Если мы скажем относительно интеллектуальной стороны человека, что она имеет целью познание, это не вызовет сомнений. Все согласны, что интеллект человека со всеми подчинёнными ему функциями имеет целью познание. Но относительно эмоций: радости, горя, гнева, страха, любви, ненависти, гордости, сострадания, ревности; относительно чувства красоты, эстетического наслаждения и художественного творчества; относительно морального чувства; относительно всех религиозных эмоций: веры, надежды, благоговения и пр., и пр. — относительно всей человеческой деятельности — дело не так ясно. Мы обыкновенно не видим, что все эмоции и вся человеческая деятельность служат познанию. Каким образом страх или любовь, или работа служат познанию? Нам кажется, что эмоциями мы чувствуем, работой — создаём. Чувствование и создание кажутся нам чем-то отличным от познания. Относительно работы, творчества, созидания мы скорее склонны думать, что они требуют познания, и если служат ему, то только косвенно. Точно так же непонятно для нас, каким образом служат познанию религиозные эмоции.
Обыкновенно эмоциональное противопоставляется интеллектуальному; «сердце» противопоставляется «уму». С одной стороны ставят «холодный ум» или интеллект, а с другой стороны — чувства, эмоции, художественное наслаждение, и затем опять отдельно — нравственное чувство, религиозное чувство, «духовность».
Недоразумение здесь лежит в понимании слов
Между интеллектом и эмоцией нет резкого различия. Интеллект, взятый в целом, тоже есть эмоция. Но в обыкновенном разговорном языке и в «разговорной психологии» ум противопоставляется чувству; дальше в качестве отдельной и самостоятельной способности ставится воля; моралисты совершенно отдельно ставят нравственное чувство; люди религиозные отдельно ставят духовность или веру.