«Тысячи раз было отмечено, — говорит Бекк, — что мозг мыслящего человека не превосходит по величине мозг не мыслящего человека, пропорционально тому, насколько умственная работа мыслителя превосходит умственную работу дикаря. Причина этого лежит в том, что мозгу Герберта Спенсера нужно было работать только немного больше, чем мозгу австралийского дикаря, по той причине, что Герберт Спенсер совершал свойственную ему и избранную им умственную работу при помощи знаков, заменявших понятия, тогда как дикарь совершает почти всю свою умственную работу при помощи громоздких представлений. Дикарь находится в положении астронома, делающего все свои вычисления при помощи арифметики; тогда как Спенсер находился в положении астронома, делающего свои вычисления при помощи алгебры. Первому придётся исписать цифрами много больших листов бумаги и совершить колоссальный труд для того, чтобы получить такие же результаты, какие второму дадут вычисления, которые можно сделать на маленьком конверте с очень небольшой сравнительно затратой умственного труда».
В нашей речи слова выражают понятия или идеи. Идеями называются понятия более широкие, не представляющие группового знака однородных представлений, а охватывающие группы разнородных представлений или даже группы понятий; таким образом, идея есть сложное или отвлечённое понятие.
Кроме простых ощущений органов чувств: цвета, звука, осязания, обоняния и вкуса, кроме простых эмоций удовольствия, неудовольствия, радости, страха, неожиданности, удивления, любопытства, смеха, гнева и многих других — в нашем сознании проходят ряды сложных ощущений и высших (сложных) эмоций: моральной, эстетической, религиозной. Содержание эмоциональных переживаний, даже самых простых, не говоря уже о сложных, никогда целиком не укладывается в понятия или в идеи и поэтому никогда не может быть правильно и точно выражено в словах. Слова могут только намекнуть, навести на него. Передача эмоциональных переживаний и эмоционального понимания составляет цель искусства. В сочетаниях слов, в их смысле, в ритме, в музыке, в сочетании смысла, ритма и музыки; в звуках, в красках, в линиях, в формах — люди создают новый мир и стараются выразить и передать в нём то, что они чувствуют, но чего не могут выразить и передать просто в словах, т. е. в понятиях. Эмоциональные тона жизни, т. е. «чувства», лучше всего выражает музыка, но зато она совсем не выражает понятий, т. е. мысли. Поэзия стремится выражать то и другое вместе. Сочетание чувства и мысли высокого напряжения приводит к интуиции, т. е. к высшей форме сознания. Таким образом в искусстве мы уже имеем первые опыты языка интуиции, или языка будущего. Искусство идёт в авангарде психической эволюции, предугадывает её завтрашние формы.
В настоящий момент у людей есть три единицы психической жизни: ощущение, представление, понятие (и идея), и редко проявляющаяся четвёртая единица — высшая интуиция (которой и служит искусство).
Если идея Канта верна, если пространство с его характеристиками есть свойство нашего сознания, а не внешнего мира — то трёхмерность мира должна так или иначе зависеть от устройства нашего психического аппарата.
Вопрос конкретно можно поставить так: в каком отношении к трёхмерной протяжённости мира стоит тот факт, что в нашем психическом аппарате имеются — и именно в указанном отношении — ощущения, представления, понятия и интуиция?
Мы обладаем таким [как есть] психическим аппаратом, и мир трёхмерен. Как доказать, что трёхмерность мира зависит от такого устройства нашего психического аппарата?
Несомненно доказать или опровергнуть это можно бы было только при помощи опыта.
Если бы мы могли изменить свой психический аппарат и увидели бы при этом, что изменился мир кругом нас, то это было бы для нас доказательством зависимости свойств пространства от свойств нашего сознания.