Джон вздрогнул. Длинный Коготь. Он остался на Стене, с его настоящим телом. Ночной Дозор приносит людям свет, а Азор Ахаи – его лорд-командующий. В те времена был меч, и теперь тоже должен быть меч. Драконья сталь. Длинный Коготь – валирийский клинок, он подойдет.
Азор Ахаи закалил Светозарный в крови. Этот меч тоже закален в крови – принца Рейегара, леди Лианны, лорда Эддарда, леди Кейтилин и Робба, всех черных братьев, хороших и плохих, что умерли в снегу на Кулаке. Всех братьев Ночного Дозора, которые веками страдали и гибли на Стене. Кровью лорда-командующего Мормонта, кровью дяди Бенджена и его собственной кровью. Цена уплачена многократно.
На мгновение Джон застыл. Потом он повернулся, подбежал к самому большому дереву в центре круга, упал на колени и начал копать.
Бран был прав, рог оказался здесь. Обычный грязный рог, нетронутый. Лишь взглянув на него, Джон понял, который это из двух.
Рог Зимы должен быть целым. Стена все еще стоит. Сдерживая их. Сдерживая меня.
Сломанный рог звучал в конце Рассветной Битвы. Он звучал в знак победы, будя спящих, принося свет; так он и был сломан. Именно его Холодные Руки спрятал на Кулаке вместе с драконьим стеклом. Если бы не я, он бы остался в руках Ночного Дозора. Я отдал его Сэму, чтобы тот отвез его в Старомест, словно сувенир, словно игрушку. Я отослал его, а алхимик украл и отвез в Браавос. Таргариены… он что-то говорил про Таргариенов…
Остался только один выход. Полная победа или полное поражение. Третьего не дано.
Джону показалось, что он увидел, как в Роге отражаются красные глаза. Он не мог сказать, кому они принадлежали – Мелисандре, Призраку или Брану. Никого из них здесь не было. Он сомневался, что и сам находится здесь.
Рог, который будит спящих.
Все или ничего.
Сломать его и принести рассвет.
Джон сжал рог в холодных черных руках и поднес его к губам.
Чардрева смотрели на него резными красными глазами. Холодное дыхание тьмы тяжким туманом накрыло мир. Воин достал из огня пылающий меч.
Джон Сноу протрубил в Рог Зимы.
========== Дейенерис ==========
Сквозь прутья клетки было видно, как над Дотракийским морем поднимается солнце, приветствуемое разноголосым птичьим хором. Утром было еще прохладно, но Дени знала, что очень скоро прохлада сменится изнуряющей жарой. Она гадала, где сейчас Дрогон; черный дракон ночами охотился, но обычно возвращался вскоре после рассвета. Временами она чувствовала его близость, и не только при виде его тени, распростершейся над равниной, и, словно облако, закрывающей солнце, – тогда все члены кхаласара поднимали глаза к небу и указывали на него с суеверной гордостью, - она словно проникала внутрь дракона и читала его мысли, для нее он был как сын, спешащий домой к матери. Хотя теперь Дени не могла с уверенностью сказать, кто из них родитель, а кто дитя.
Она вытянула ноги и села. Для клетки ее темница была почти роскошной; здесь и плетеные циновки, чтобы лежать, и шкура храккара, чтобы укрываться (эта шкура напоминала ей ту, которую ее солнце и звезды когда-то подарил ей), шелковый полог, чтобы спрятаться от солнца – если бы не прутья, можно было бы сказать, что это скорее дамский паланкин, а не клетка. Такой щедрости она обязана исключительно благодаря присутствию Дрогона. Люди кхала Чхако одновременно и боялись ее, и ненавидели, и трепетали перед ней; они считали ее сереброволосой западной шлюхой, которая околдовала кхала Дрого, влезла в дела, ее не касающиеся, и отказалась занять подобающее ей место среди старух в Вейес Дотрак. Теперь она вернулась к ним в сопровождении огромного черного дракона - огня, облеченного плотью. Ненавидя и страшась ее, они заточили ее в клетку, давали ей еду и питье и иногда приносили в жертву животных или курили благовония. Ни один другой кхаласар не захочет нападать на них, если Дрогон рыщет поблизости, и дотракийцы быстро поняли, что он не превратит их в угли, если они будут хорошо обращаться с Дени. Она была уверена, что Дрогон, если бы захотел, вообще не позволил бы им запереть ее, но он едва взглянул на нее и улетел. «Я заточила его братьев в темницу, - с горечью подумала она. - Теперь он показал мне, каково приходится плененному дракону».
Лагерь начал пробуждаться. Из палаток выбрались рабы и пошли за водой или стали разводить костры. Несмотря на сложившиеся обстоятельства, Дени отчасти была искренне рада снова оказаться в кхаласаре. Она мечтала выбраться из миэринской ловушки, освободиться от паутины заговоров, от необходимости все время оглядываться в поисках Гарпии, от своих длинных ушей, от просьб открыть бойцовые ямы и возобновить убийства, от постоянных размышлений о том, кому можно доверять, а кто собирается воткнуть ей нож в спину, от плотских посягательств Хиздара – может быть, именно он и есть самый опасный злодей. Только теперь, когда ей не приходится отчаянно бороться за глоток воздуха, Дени смогла осознать, каким кошмаром для нее оказался Миэрин. Она хотела править, и править справедливо, но все ее усилия привели к полному развалу.