- Хорошо обращайтесь с ними, - предостерег Коннингтон, пока они с принцем шли к большому чертогу. – Если вы подвергнете их адским мукам за то, что они хранили верность своему лорду, – особенно учитывая, что пока никто не верит в то, что вы Эйегон Таргариен, шестой носитель своего имени, - все подумают, что Безумный король вернулся. В этом случае следует поучиться у Роберта. Он умел превращать врагов в друзей.
Принц недоверчиво посмотрел на него.
- Учиться у человека, который убил моего отца на Трезубце и украл его корону? У пьяницы, обжоры и распутника, который разорил королевство, который был плохим мужем, плохим отцом и еще худшим королем? Я не стану вымещать зло на простом народе, их дело маленькое. Но эти лорды рано или поздно должны будут присоединиться ко мне, и с их стороны будет разумнее поторопиться.
С этими словами он резко толкнул двери и вошел внутрь. Коннингтон вздохнул, сжав в кулак каменные пальцы, обтянутые перчаткой; эту руку он совсем не чувствовал, и держать в ней меч было рискованно. Он не участвовал в сражении у Штормового Предела и отговорил Эйегона возглавлять атаку. Это было правильно. Если мальчик погибнет, мы все пропали. И все же он боялся, что Эйегон начнет гневаться на него за то, что он слишком сдерживает его. Юный Гриф с каждым днем все больше отдалялся от него.
Внутри бедного, продуваемого насквозь чертога Франклин Флауэрс выстроил пленников перед принцем. Ничем не примечательные люди – несколько дряхлых стариков, истощенный воин и полная женщина с двумя мальчиками, цепляющимися за ее юбки. Их не имело смысла запугивать, но нельзя дать им уйти, иначе они станут распускать слухи.
Когда Джон Коннингтон подошел к пленникам, Флауэрс что-то тихо говорил Эйегону, показывая на полную женщину и ее сыновей. Он явно рассказывал что-то интересное: принц внимательно слушал, прищурившись. Он резко повернулся и обратился к женщине:
- Как ваше имя?
На мгновение та заколебалась, словно не хотела отвечать. Но мальчики еще крепче вцепились в ее юбки, и она, по-видимому, вспомнила, что должна защищать их.
- Мария, милорд.
- Мария, а дальше? – спросил принц.
- Мария, дочь плотника. У меня нет другого имени.
- Это ложь, - сказал Флауэрс. Он предъявил клочок серой ткани с гербом – черный корабль, на парусах которого изображен лук. – Вот, взгляните, ваше величество. Никогда и не подумаешь, что она – хозяйка замка, но важно не это. Спросите, как зовут ее сыновей.
- Как зовут ваших сыновей, миледи? – спросил Эйегон с преувеличенной вежливостью.
Женщина колебалась.
- Я скажу вам, как их зовут. – Флауэрс явно наслаждался разоблачением. – Стеффон и Станнис. Ваше величество, конечно, помнит, в чью честь их назвали. А этот флаг… - Он вручил его Эйегону. – На нем знак дома Сивортов.
- Дом Сивортов? – Принц нахмурился. – Никогда о таком не слышал.
- Неудивительно, м’лорд. Этот дом был основан в конце войны Узурпатора, когда Давос-контрабандист прорвал морские кордоны Редвина и Тирелла вокруг Штормового Предела и доставил провизию голодающему гарнизону. Гарнизону Баратеона. А лорд Пакстер и лорд Мейс осаждали замок на стороне вашей семьи.
Эйегон пристально посмотрел на него.
- Вот оно что. – Он поднял голубые глаза на леди Марию. – Вы отрицаете это?
- Нет, милорд.
- Но это еще не все, - продолжал Флауэрс. – Ее муж теперь десница лорда Станниса. Станниса Баратеона, брата Узурпатора. Заклятого врага вашего величества.
- Я… понимаю. – Эйегон понизил голос. – Но если это так…
- Мой муж мертв, - перебила его леди Мария. – Лорд Виман Мандерли выставил его голову и руки на воротах Белой Гавани. От меня вам никакого толка, милорды, и угрозы никакой. Позвольте мне вернуться домой с миром, дайте мне вырастить моих мальчиков хорошими людьми, и вы обо мне больше не услышите.
- Это всего лишь слова, - заметил Флауэрс.
Эйегон нахмурился еще сильнее.
- Миледи, - обратился он к Марии. – Я хотел бы удовлетворить вашу просьбу. Но если я отпущу вас, мне придется отпустить и остальных. Мы все хотим того, чего не можем получить. Вы останетесь здесь. С вами будут хорошо обращаться, если и вы не будете причинять хлопот, но вы будете пленницей.
Флауэрс выглядел разочарованным.
- М’лорд, вы уверены? Из них можно извлечь пользу, например…
- Нет, - отрезал Эйегон. – Я не Ланнистер и не собираюсь убивать беззащитную женщину и ее детей. Я уже сказал - как мы поступим с одним, так поступим и с остальными. А если вы думаете, что я готов убить всех, кто стоит в этом зале, то вы сильно ошибаетесь. Уведите их, я допрошу их позже.
«Все-таки он принял близко к сердцу мои слова, - с гордостью подумал Джон Коннингтон. – Мой принц, хотел бы я, чтобы вы увидели нашего сына. Вы породили его, а я его вырастил». Просить милосердия для вассалов Баратеона противоречило всем его убеждениям. Он ненавидел Роберта такой лютой ненавистью, что Эйегону, который знал историю только по рассказам, было с ним не сравниться. Но эти оборванные люди – не Роберт, и превратить их в верных сторонников Таргариенов - гораздо более изящное решение, чем просто убить.