Тетрадь кенгуру

А все дело в зависти, ревности, обиде… Но у нашего «поэта-шартреза» были свои проблемы, касавшиеся только его одного. Во-первых, он страдал от хронического воспаления желчного пузыря. И зеленоватая кожа на его лице, привлекавшая всех женщин, – это не божественное откровение, а всего лишь симптом обратного тока желчи.

Это расстройство способствовало углублению ошибочных представлений об этом человеке. У больных хроническим холециститом кровь застаивается во внутренних органах, поэтому сразу после приема пищи необходимо прилечь минимум на полчаса, а то и на час, если пища была жирной. Нужно, чтобы уровень крови, поступающей в печень и выходящей из нее, был одинаков, в противном случае цвет кожи начинает меняться – сначала она сереет, потом становится багровой. Это может привести к тому, что человек уже не встанет.

Как-то, поев в ресторане лапши, Летун-Полосатик прилег на втором этаже. Некая женщина по ошибке приняла это за проявление полового возбуждения, разделась до пояса и взобралась на него. В другой раз на выходе из перворазрядного ресторана он только сказал своей спутнице: «Тридцать минут» – и тут же хлопнулся на тротуар. Разодетая в пух и прах красавица, оскорбленная в лучших чувствах, бросилась в полицию. Если подумать, во всем этом непонимании, в неадекватной зависти к Летуну-Полосатику было «виновато» его лицо, лицо цвета шартреза, полное грусти и печали. Оно привлекало женщин, побуждало их задуматься над существованием любви, не требующей ответа.

В этом месте отец написал:

«Вздор! Чепуха! Полная бессмыслица!»

Похоже, отца куда больше отношений Летуна-Полосатика с женщинами интересовала та самая пресловутая бомба из каракатицы.

«Взрыв в „Дайкокуя“» издали в 1920-е годы, задолго до того, как я появился на свет. Когда уже начались мрачные времена подавления свободы слова. Отец испещрил красным фломастером те места в книге, где речь шла главным образом о бомбе из каракатицы. Летун-Полосатик изучил вопрос и пришел к выводу: если высушить отдельно половые органы мужской и женской особей каракатицы и столкнуть их на скорости, позволяющей преодолеть сто метров за пятнадцать секунд (время, за которое это расстояние преодолевает средний девятиклассник), произойдет взрыв, превышающий по мощности динамит.

Почему целью выбрали именно «Дайкокуя», не очень ясно. Разработка и использование бомбы, изготовленной из живого организма, произвели настоящую сенсацию. По всей стране люди стали тайком проводить опыты, и пометки, сделанные отцом на полях книги, наводили на мысль, что он тоже каким-то образом был вовлечен в эти эксперименты. В те времена привлечение других людей к насильственным действиям считалось преступлением, приравнивавшимся к совершению таких действий.

В заключение автор комментария задавался вопросом: «Кого же мы должны осудить: Полосатика с бомбой из каракатицы или дамского угодника с лицом цвета шартреза?»

Узел завязан крепко, ничего не скажешь, но беда в том, что я не поверил ни единому его слову в этом романе. Полученное от отца бесполезное наследство позволило заглянуть ему в душу, увидеть его смятение и в то же время чуточку развлекло меня. Вот и все.

Как только я миновал табличку с надписью «Миккадо», висевший на капельнице мешок принялся мерцать. Каждые две-три секунды он излучал бледное сияние, оно напоминало слабое свечение, которое исходит от обитающего в морских глубинах особого вида каракатицы. В романе «Взрыв в „Дайкокуя“» это мерцание служит детонатором бомбы из каракатицы. Конечно, автор пишет не о капельнице, а о каракатицах. Для бомбы годится отнюдь не всякий самец и не всякая самка. Какие-то подходят друг к другу, какие-то нет. При сближении двух каракатиц интенсивность мерцания обязательно должна нарастать. Может быть, взрыв в книге не получился потому, что недооценили значение совместимости мужской и женской особей. По той же причине закончились неудачей и последующие эксперименты.

Понятное дело, я во все это не верил. Как можно в такое поверить? И потом, у меня здесь капельница, а не каракатица. Но что ни говори, нельзя оставаться совсем безразличным к этому. Ведь капельница начала посылать куда-то световые сигналы. Я покачал туда-сюда кронштейн и вытащил его из крепления в кровати. Положил его между колен и осмотрел мешок, он мерцал в такт моему дыханию.

Дело дрянь! Хуже некуда. Кто-то незаметно подменил содержимое пластикового мешка. Теперь в нем оказалось нечто прозрачное, органическое. Это же каракатица! Внутренние органы каракатицы, из которых вроде как нарезали сасими. Когда произошла подмена? Не знаю, как отличить самца от самки, но, судя по тому, с каким откровенным похабством эта тварь корчилась в мешке, там был самец.

Он копошился все сильнее – видно, почувствовал приближение пары. Неужели финал романа, десятилетиями ждавший своего часа, наконец приближается и необходимое для этого условие того и гляди будет выполнено? Но это же верх несправедливости! Ведь я всего лишь обычный читатель!