Тетрадь кенгуру

Я потер шершавый неровный шар. От него отвалился один лист. Потер еще раз – под отвалившимся листом оказался другой. Потом третий… четвертый… Каждый новый лист был более сочным и упругим. Я сложил лист пополам и понюхал. Включился рвотный рефлекс. Пахло ростками дайкона. Специфический резкий и сладковатый запах овощей, которые можно есть сырыми. Я все больше убеждался в том, что оказался на капустном поле.

Меня беспокоила овощная поросль на ногах. Я закатал штанины промокших брюк и осторожно провел по ней рукой. Хотя влаги для них было больше чем достаточно, вид ростков оставлял желать лучшего. Стоило коснуться их пальцем, и они тут же выпадали без малейшего сопротивления. Я буду очень рад, если серный источник подействовал и они начали засыхать на корню… А вдруг из пор на их место полезут новые… Зудело страшно, но я терпел, старался не чесаться.

Куда подевалась моя кровать? Мокрые брюки и рубашка действовали на нервы. Куда лучше лежать голым в кровати.

Я приподнялся. Поясница болела не так сильно, как шея. Во мраке я кое-как разглядел некую конструкцию. До нее было метров пять-десять. Луна светила у меня за спиной, поэтому я не мог с уверенностью определить предназначение конструкции. Но это вполне могла быть и кровать. Над ней был устроен брезентовый навес, наподобие тех, какими укрывают от дождя торговые киоски. Может быть, это та самая палатка, которую мне обещали. Под ногами валялся скомканный футон. Я напряг слух в ожидании уловить хоть какие-то признаки человеческого присутствия. Но услышал только звенящую тишину. Или шум приближающегося поезда? Знаете этот особый звук трущихся о рельсы металлических колес? Или песня ветра, завывающего над морем? Шуршащая мелодия порывов, то стихающих, то вновь набирающих силу.

Мне показалось, что футон шевельнулся. Галлюцинация? Надо возвращаться. Говорят, собаку все время тянет в свою конуру, потому что она хранит ее запах. У меня проснулась ностальгия по своей кровати. Все-таки я провел на ней порядочно времени. Кроме того, на капустном поле страшная влажность, а это ужасно вредно для здоровья. Мне казалось, что пропитавшиеся влагой трусы превратились в рассадник микробов.

Я сделал шаг и застыл на месте.

Это не галлюцинация. Футон зашевелился. Неуклюже, но уверенно он продвигался к подушке. Кто бы это мог быть? Бродяга, тайком пробравшийся сюда? Можно это считать незаконным проникновением в жилище? Или заимствованием средств без разрешения, или кражей?

Футон навис над пультом управления у изголовья и стал с энтузиазмом щелкать переключателями и крутить колесики. Я с самого начала отказался к ним притрагиваться – настолько сложным мне показался механизм. На панели даже была прикреплена пластмассовая табличка с надписью: «Пациентам не трогать!» Помимо всего прочего, кровать не была подсоединена к сети. Даже если существо за пультом все делало правильно, толку от этого никакого. Раз у него не хватает ума этого понять, вполне может быть, что это не человек, а человекообразная обезьяна.

Тем не менее кровать отреагировала. Лампа под брезентовым навесом несколько раз мигнула и ярко зажглась дневным светом. Откуда к ней шли провода – непонятно. По обе стороны лампы было два разбрызгивателя. Не думаю, что на весу нужны разбрызгиватели. Наверное, они – часть какой-то крыши. А кровать, конечно, имеет встроенные аккумуляторы, которые установлены под ней вместе с кислородными баллонами. Если во время операции отключится электричество, они включатся автоматически. Кровать оказалась еще круче, чем я думал.

Движущийся футон слишком здорово во всем разбирался, чтобы быть обычным бродягой. Но кто же это? Законный владелец, лучше, чем я, умеющий отстаивать право собственности? Может статься, это меня привлекут за нарушение закона. Страшное дело! Ведь если подумать, у меня нет ни документа, подтверждающего покупку этой кровати, ни свидетельства о регистрации.

Самозванец был укутан с головы до ног. Футон был в крупную зеленую и коричневую клетку; с одной стороны – нарядный, яркий, с другой – серая, тусклая изнанка. Сейчас он был повернут серой стороной. Футон съехал в сторону, открыв скрывавшуюся под ним старушенцию, вид сзади. Она низко сидела на корточках, сложившись так, что зад свешивался почти до самой земли, а туловище непостижимым образом опустилось в полость таза. Ее движения напоминали медленно оседающую стопку свежих рисовых лепешек. Мешковатое темно-синее кимоно с разводами цвета сухих листьев, пояс цвета хорошо промаринованной редьки. Она вытащила у себя из-под ног какой-то инструмент. Да это же сямисэн! Он очень подходил ее облику; мне стало неловко оттого, что я принял ее за бродягу. Я плохо разбираюсь в сямисэнах, но мне показалось, что это хосодзао[9]. Старуха щипнула струну и стала настраивать инструмент.

– Это моя кровать! Уходите, что вам тут?…

Старуха обернулась. У нее не было глаз. Даже намека на глаза и глазницы.

Все ее лицо, ото лба до щек, было покрыто равномерной сеткой старческих морщин. Вид довольно жуткий.

– Что так грубо? Лучше послушай.