Я стоял как потерянный. Стражники тихо переговаривались, отец, подняв руку, держал передо мной знак против зла – она хорошо подготовила этот момент. Вдруг она прыгнула меж них, как заяц, и выскочила на балкон. Слышался звук ее быстрых шагов, звон украшений на платье… Стражники гурьбой бросились к выходу – и застряли в нем: они не спешили ее догнать.
Я схватился за меч, потом вспомнил, что он на столе, взял оттуда… С балкона вбежал на шум часовой – наткнулся на стражу…
– Куда она побежала? – спрашиваю.
Он показал – я растолкал их и выбежал наружу. Было сыро и ветрено. С моря налетал холодный туман, покрывая росой плиты террасы, а луна была, как моток шерсти… Я вспомнил, что про нее говорили, будто она умеет вызывать ветер.
На балконе никого не было. Я вбежал в какую-то дверь, споткнулся, упал на какого-то старика, на кровать к нему, выронил меч… Он что-то закричал, я вскочил на ноги, подобрал меч… Смотрю – занавеска качается, вроде ее только что трогали, за ней отверстие в стене, и там лестница вниз уходит, а снизу вроде свет от лампы, колышется. Я – туда. И вот на повороте лестницы на стене – тень женщины. И рука поднята.
Это была она – без сомнения, – кто еще мог бы наслать на меня такие чары?.. А было так, что руки у меня похолодели, покрылись потом; колени ослабли, задрожали, сердце забилось – словно молот изнутри по ребрам бьет и дыхание перехватило. Я едва не задохнулся. Кожа ползет по телу, по голове – сама ползает туда-сюда, и не дрожь это, а не поймешь что, – волосы дыбом!.. А ноги словно к полу прилипли – ну не могу с места двинуться, и все тут!.. Вот так я прирос к месту из-за того колдовства; внутри меня корчили судороги, – будто тошнило, – и так до тех пор, пока тень не исчезла. Но и тогда я не сразу смог побежать дальше, да и лестница была крутая… Когда добрался внизу до коридора и вышел через него во двор, там никого не было. Только холодный липкий туман клубился во тьме.
Я повернул назад. Наверху было шумно – старик, на которого я наступил, разбудил всех своими воплями: мол, из царских покоев выбежал громадный воин с обнаженным мечом в руке… Весь Дворец был в суматохе. Во двор высыпала целая толпа вооруженных придворных – кроме щитов, на них ничего не было, они бы меня закололи, но отец вышел вовремя.
Вокруг чадили факелы, мокрые от тумана, в дыму кричали мужчины, кашляли старики, с воплями носились женщины, плакали дети… Наконец нашли глашатая, чтобы тот протрубил отбой и прекратил этот шум. Отец увел меня наверх на балкон – не для того, чтобы сказать всем, кто я, а чтобы знать наверняка, что меня не убьют. Он успокоил их, пообещал добрые новости назавтра… И еще сказал, что Медея совершила злодейство, противное людям и богам, и потому ворота должны быть заперты, пока ее не поймают.
Когда все немного успокоились, он спросил меня, не видел ли я колдунью, когда бежал за ней. Я сказал – нет. Ведь я на самом деле видел не ее а только ее тень, и говорить об этом мне не хотелось: очень злые чары напустила она на меня, а когда о таких вещах говоришь, то даешь им власть над собой. Целитель Аполлон, Убийца Тьмы, осенял меня с тех пор всю жизнь, и я никогда больше ничего подобного не испытывал.
2
Колдунью и ее сыновей так и не нашли, хоть мы обыскали весь Дворец, от крыши до подземной часовни, и даже в пещере Родового Змея смотрели. Проверили каждую трещину в скалах, даже колодец… В народе говорили, что Черная Мать прислала за ней Крылатого Змея и тот ее унес. Я не спорил; но знал, что она могла заколдовать стражу у ворот, так же как меня на лестнице.
На другой день отец приказал созвать народ. Мы стояли у окна и смотрели, как люди карабкаются зигзагами по крутому подъему, как расходятся по Скале наверху…
– Сегодня они идут налегке, – сказал отец, – тюки и дети не гнут им спин. Но они знают дорогу в крепость, – увы! – слишком часто им приходится сюда приходить. Как только Паллантиды узнают эту новость, мы снова увидим дым на Гиметтской горе. Ты только что вернулся с войны – готов ты к новой?
– Отец, – говорю, – для этого я и пришел. Ты единственный человек, который мне не лгал. От остальных я слышал детские сказки, а ты мне оставил меч.
Он выглядел так, будто вообще забыл, что такое отдых.
– А что они тебе говорили? – спрашивает.
Я рассказал. Старался так рассказать, чтобы он рассмеялся, – но он только долго смотрел на меня, и мне показалось, что он все еще горюет о прошедшей ночи. Под конец я сказал:
– Ты хорошо сделал, что доверил меня Посейдону. Он никогда не покидал меня. Когда я звал его, он всегда отвечал.
Отец быстро глянул на меня.
– Как? – спрашивает.
Я никогда ни с кем не разговаривал об этом, потому не сразу нашел нужные слова. Наконец сказал:
– Он говорит, как море.
– Да, – говорит, – это признак Эрехтидов. Когда я зачинал тебя, было так же.
Я ждал, но он ничего не сказал про другие случаи. И тогда я спросил:
– А как нас зовут тогда? В конце?
– Он вызывает нас на высокое место, – сказал отец, – и мы бросаемся к нему вниз. Мы уходим сами.
Когда он сказал, мне почудилось, что я знал это всегда.