Thank God It's Christmas (СИ)

Том громко рассмеялся и пошел в комнату. Билл счел это приглашением и проследовал за ним, с интересом разглядывая квартиру. Ничего особенного, но… Но действительно очень много Тома. Груда вещей на кресле. Недопитый кофе на журнальном столике. Заляпанный ноутбук.

- Ты такой неряха, - сообщил Билл. Штуковина снова лизнула его. – Твоя крыса согласна со мной!

- Я хотел тебе черепах показать, - не отреагировал на подкол Трюмпер. – Штуковину только положи, а то вдруг опять от неожиданности какие-нибудь движения совершать станешь. Не, ей не страшно, она такая жирная, что просто упрыгает в другой конец комнаты, как каучуковый шарик, но я пугаюсь каждый раз.

- А где она живет?

- А где хочет, там и живет, - махнул рукой Трюмпер. – Положи ее на диван, она сама решит, куда ей надо.

- А черепахи тоже живут, где хотят? – заинтересовался Билл, последовав совету Тома.

- Не, у них вполне комфортный аквариум, им пока хватает. Вот когда вырастут в огромных черепашек-ниндзя, тогда и подумаю, что с ними делать.

- Ты с заворотами, - сообщил Каулитц.

Аквариум стоял около окна. Билл наклонился, стараясь разглядеть обитателей скромного жилища, но никого не увидел.

- Ты мне наврал, - обличительно сообщил он, все еще, однако, пытаясь высмотреть черепах. – Никого здесь нет.

- Все есть! – возмутился Том, наклоняясь рядом. Билл повернулся, желая ляпнуть какую-то гадость, и замер. Трюмпер был слишком близко, и теперь им пахло еще сильнее, запах забивался в нос, внутри все перекручивало. Каулитц прикрыл глаза, чтобы хоть немного абстрагироваться от происходящего, но Том, видимо, решил иначе.

Губы у него были не такие, как у Боба, более мягкие и горячие, а сам поцелуй вышел нежным и очень осторожным, словно просящим, и продлился совсем немного, хотя для Билла пролетела целая вечность. Он утонул, захлебнулся в нем, и не было никакой возможности выплыть.

Он сам отпрянул, пробормотал что-то о неотложных делах и позорно бежал. Том даже не попытался его остановить. Он и сам, кажется, был растерян не меньше.

Билл метался из угла в угол, как загнанный зверь, а мысли в голове все крутились, сбиваясь в плотный комок, мешая думать.

Его трясло, и он не мог понять, то ли так промерз по дороге домой, то ли в его квартире было недостаточно тепло. Ему было ужасно холодно. Парень надел теплую кофту, уселся в кресло и накрылся пледом.

Билл больше не хотел видеть Тома и одновременно жаждал повторения поцелуя. Да, Трюмпер добился своего, меньше всего Каулитц сейчас думал о Бобе. Вот только цена была не слишком приемлемой. Он оказался одним из тех, кого осуждал всю жизнь. Одним из тех, кто влюбляется в первого попавшегося. Одним из тех, кто, не перестрадав еще предыдущие отношения, окунается в другие.

Он любил Боба, действительно любил, в этом и сомневаться не стоило. Он жил им, просыпался ради него, вставал с кровати ради него, учился ради него. Он бы умер за него!

Том появился в его жизни слишком внезапно и слишком вовремя. В нем всего было «слишком», в этом чертовом Трюмпере. В нем было все то, чего он старался избегать, Том был затычкой в каждой бочке, Билла же это бесило, у него была целая куча поклонников и поклонниц, Билл своих посылал сразу, он постоянно прогуливал занятия, в то время как Билл был примерным студентом.

Да, в конце концов, Том совершенно не умел любить! В отличие от Боба, который постоянно делал небольшие подарки, целовал его с утра…

Билл тихонько застонал, прикрывая глаза. Мыслей было слишком много и одновременно ни одной связной. Они метались в голове, расталкивая друг друга, мешая сосредоточиться.

Предал свои принципы. Предал свои убеждения. Предал себя. Предал чертового Боба. Все предал! Все, во что верил и чем жил. Он не понимал, в какой момент посмотрел на Тома не так, как нужно. Когда тот притащил его в приют для животных? Когда тот дал ему подержать свою крысу? Когда приперсяк нему, бесцеремонно отодвинув? Когда в первый раз увидел? Когда все пошло наперекосяк?!

В душе нарастало отвращение к себе самому. К тому, что хотелось снова почувствовать губы Тома на своих. К тому, что нестерпимым было желание снова оказаться у Трюмпера – там гораздо теплее. К тому, что, черт возьми, хотелось большего, чем просто какой-то поцелуй. Мысли о Томе сводили с ума своей противоречивостью. Позвонить и сказать, чтобы больше никогда не появлялся. Одеться и вернуться к нему. Сказать, чтобы не подходил больше. Обнять и целоваться долго, упоенно. Сообщить, что переезжает куда подальше. Предложить съехаться.

От последней мысли Билл рассмеялся вслух. Хохот был истеричным, на грани слез.

Каулитц никогда не курил дома, но сейчас было слишком лень тащиться на балкон, в холодный полузимний вечер, и он подтащил сумку к себе, не вставая с кресла, и вытащил пачку сигарет. Закурил, чувствуя, как першит в горле: не так уж часто он позволял себе подымить.

Плохо. Все слишком плохо. Он подставил себя. Предал. Сам.

- Я влюбился в Трюмпера, - сказал он сам себе и нервно рассмеялся. – Я влюбился в Трюмпера, черт возьми.