Читаем Thank God It's Christmas (СИ) полностью

- Помнется, - ответил пацан. – Мне редко что-то дарят. Том вот на прошлой неделе собаку плюшевую подарил, да ты рисунок. Круто же! Мне все обзавидуются, им только Том подарки дарит.


От такой откровенности перехватило дыхание. Захотелось обнять пацана, что Билл и сделал. Джонни немного стушевался, напрягся, но через мгновение обнял его в ответ, приводя Каулитца в еще большее замешательство. Таких ощущений он еще не испытывал. В нем сосредоточились и жалость, и нежность, и что-то доселе неведанное, чего он сам для себя объяснить не мог.


Возвращались в молчании, и Билл вновь был благодарен Тому за отсутствие глупых, совсем ненужных вопросов. Уходить из детского дома не хотелось. Странно, ведь Каулитц всегда считал себя равнодушным к детям, а сегодняшний день показал, что это не так совсем, что в его сердце очень много места для них, гораздо больше, чем он думал. Портрет, нарисованный Джонни он нес осторожно, как величайшую драгоценность. Он и был ею, ибо в какой-то мере через него Билл понял одну из своих сторон. Да, Том был прав, помогать кому-то было величайшей ценностью, которую многие сознательно игнорировали.


- Это не моя остановка, - вынырнул Билл из своих мыслей, когда Том остановился.


- Ага, - не стал перечить Трюмпер. – У нас сегодня еще дела.


- Ты хочешь удивить меня еще сильнее? Чего еще я о себе не знаю?


- Я просто хочу кое-что проверить, - спокойно ответил Том и указал на автобус: - Наш подошел, заходи.


Они снова приехали в нищий район и опять поперлись кормить бедняков. В этот раз, правда, Билл был слишком занят своими мыслями, чтобы замечать неприятный запах. Он улыбался на автомате, протягивал тарелки и брал новые. Время пролетело незаметно, и Каулитц ужасно удивился, когда оказалось, что они накормили всех желающих. Ему не было противно, он не считал произошедшее бессмысленно потраченным временем. Все было так, как должно было быть. Очень правильно.


- Ты дрожишь, - тихо сообщил Том, когда они закончили. – Замерз?


Билл молча кивнул, все еще погруженный в свои мысли.


- Моя квартира ближе, может, зайдешь на кружку какао? Я умею делать потрясающее какао, - предложил Трюмпер.


- Поехали, - махнул рукой Билл.


- Только если ты не боишься крыс. У меня живет одна. Здоровенная!


- Врешь, - выпалил Каулитц. – Но даже если не врешь, я не боюсь крыс. По-моему, они милые и очень умные.


- Ну смотри. Моя крыса не какая-нибудь дурацкая лабораторная крыска, у меня огромная помойная зверюга! И еще две черепахи.


- Наверняка ведь врешь, - заулыбался Билл. – В крысу я еще поверю, а вот черепахи… Сомневаюсь.


- Чего это? – надулся Трюмпер. – Ты думаешь, я не в состоянии прокормить крысу и черепах?


Билл неопределенно повел плечом и ничего не ответил.


Дома у Трюмпера оказалось уютно. Дома у Трюмпера везде были разбросаны вещи, но квартира не выглядела захламленной. Дома у Трюмпера пахло Трюмпером, и Билл даже глаза прикрыл, столько самого Тома было во всех этих вещах. Он как-то не ожидал. Как и того, что внутри все завяжется узлом, как от предвкушения чего-то прекрасного и совсем скорого. Так было только перед праздниками, так было дома, с мамой, так было на Рождество под боком у Боба, и вот сейчас. Том Трюмпер за каких-то несколько дней перевернул его жизнь с ног на голову.


«Я могу посадить и вырастить там сад», - вспомнил Каулитц слова Тома. Тогда он назвал фразу пафосной, а теперь вот выходило, что так оно и есть. От этого было и радостно, и немного горько. Все его убеждения были ничем. Он, наверное, и сам был ничем.


Билл настолько углубился в свои размышления, что чуть не заорал, когда Том появился перед ним с огромной серой хреновиной в руках.


- Ты чего стоишь в дверях, как неродной? – как ни в чем не бывало спросил парень. – Шарф хоть сними, жарко же.


У Трюмпера и в самом деле было теплее, чем у него, словно батареи работали на полную. Билл послушно стянул с себя шарф, кеды, скинул пальто. Серая хреновина в руках Тома шевельнулась, и Каулитц от неожиданности отшатнулся и пискнул.


- Я так и думал, что ты боишься крыс, - с притворной горечью сказал Том. – Пойдем, Штуковина, нас здесь не любят.


- Ты назвал крысу Штуковина? – поднял на него взгляд Билл. – Я не боюсь ее, я думал, это игрушка. Почему она такая огромная? Дай подержать! – он протянул руки в требовательном жесте и зарделся, когда Трюмпер улыбнулся на этот жест. Крыса оказалась теплой и вертлявой. И на самом деле жирной. – А она не откусит мне пальцы?


- Ну вот еще! – возмутился Том. – Штуковина питается исключительно крысиными вкусняшками. Правда, сейчас она на диете, так что может и тяпнуть.


Штуковина пискнула и недовольно посмотрела на хозяина. Ей определенно не понравились его слова. В следующий момент он лизнула палец Билла и снова пискнула.


- Вот видишь, она моет тебя перед едой, - усмехнулся Трюмпер.


- На мне крысиные слюни. Отвратительно, - скорчил недовольную гримасу Билл. – Я превращаюсь в одного из тех чокнутых, которые приходят в восторг от облизываний.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
Ставок больше нет
Ставок больше нет

Роман-пьеса «Ставок больше нет» был написан Сартром еще в 1943 году, но опубликован только по окончании войны, в 1947 году.В длинной очереди в кабинет, где решаются в загробном мире посмертные судьбы, сталкиваются двое: прекрасная женщина, отравленная мужем ради наследства, и молодой революционер, застреленный предателем. Сталкиваются, начинают говорить, чтобы избавиться от скуки ожидания, и… успевают полюбить друг друга настолько сильно, что неожиданно получают второй шанс на возвращение в мир живых, ведь в бумаги «небесной бюрократии» вкралась ошибка – эти двое, предназначенные друг для друга, так и не встретились при жизни.Но есть условие – за одни лишь сутки влюбленные должны найти друг друга на земле, иначе они вернутся в загробный мир уже навеки…

Жан-Поль Сартр

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика