Читаем Thank God It's Christmas (СИ) полностью

Том снова подвинул его, проходя в квартиру. Это было уже привычно, как если бы он здоровался. Билл молча закрыл дверь и поплелся в ванную. Глаза слипались. Спать хотелось неимоверно. Пару раз он чуть не уснул под душем, уперевшись лбом в кафель.


- Проснулся? – бодро спросил Том с кухни.


- Не совсем, - ответил Билл, проходя к нему и усаживаясь за стол. – Откровенно говоря, все еще сплю, - он уложил подбородок на скрещенные руки и принялся наблюдать за Трюмпером.


- Тогда я сделаю тебе супер-крепкий кофе.


- Я не пью супер-крепкий кофе, - зевнул Билл. – Это плохо для здоровья. Берегу моторчик, планирую дожить до ста лет и умереть убеленным сединами.


- Тогда я сварю тебе самый обыкновенный кофе, и ты снова уснешь спустя пару часов, а мне этого совсем не надо.


- Не нуди, пожалуйста, - снова широко зевнул Каулитц. – Дай мне проснуться. Буквально десять минут.


Десять минут растянулись в добрые полчаса, во время которых Билл капризничал и вредничал. Он не узнавал сам себя. Такое поведение не было ему свойственно, но с Томом это было так естественно, что все получалось само собой.


- Слишком крепкий, - скривился Каулитц, отодвигая кружку со свежесваренным кофе. Трюмпер молча долил ему молока и придвинул чашку обратно. – А сахару? – выгнул бровь Билл. Том встал, достал из шкафа банку с сахаром – когда только успел изучить, где что находится на кухне? – и снова уселся напротив.


Спустя час они, наконец, вышли из квартиры Билла в холодное недозимнее утро.


- Куда мы идем? – допытывался Каулитц.


- Узнаешь, - отвечал Том, распаляя интерес еще больше.


Они ехали добрых двадцать минут, а потом еще десять шли, и все это время Билл брюзжал, как старая бабка. Он не узнавал сам себя и не мог перестать. До сих пор такое ему просто не позволяли.


- Детский дом? – пораженно остановился Каулитц около пункта назначения. – Ты приволок меня в детский дом. Черт возьми, Том, я понятия не имею, как обращаться с детьми, а ты притащил меня сюда. Зачем?


- Чтобы ты не думал, что тебе хуже всех живется, - улыбнулся парень, открывая перед ним дверь.


Все оказалось совсем не так, как напредставлял себе Билл. Парень думал, что увидит оборванцев, которые едва могут связать пару слов, а на деле это оказались самые обычные дети, чистенькие, ухоженные. Когда он поделился своим удивлением с Трюмпером, тот только обсмеял его и объяснил:


- Не знаю, каких годов у тебя информация, но сейчас в приютах иной раз живут лучше, чем дома. Сюда, кстати, некоторые ребята сами приходят, потому что с родителями им… некомфортно, во, - подобрал он слово.


- Ну с ума сойти, блин, - прокомментировал Билл, заинтересованно глядя, как дети играют в слона. – А мы можем не скакать с ними, как придурки?


- Ну лично я люблю поскакать, - признался Том. – А ты вот можешь с Джонни пообщаться, он не любитель подвижных игр.


Джонни оказался надутым мальчиком лет восьми. Он недовольно посмотрел на Билла, чем не поспособствовал его расположению, и спросил:


- Рисуешь?


- Чего? – не понял Каулитц.


- Рисуешь, говорю? – чуть повысил голос пацан.


- Ну, не так, чтобы профессионально, но вполне сносно, - улыбнулся Билл, раскорячиваясь, чтобы удобно сесть за маленький стол. – Черт, чего ж вы такие мелкие-то.


- Нечего ножищи было отращивать, - заметил мальчик.


- Справедливо, - оценил укор Билл, наконец устроившись. – Что мы будем рисовать?


- Ну, я не знаю, что будешь рисовать ты, а я попробую тебя изобразить.


- А я, пожалуй, пейзаж. Портретистом мне не быть, - посетовал Каулитц.


- Чего? Кем не быть?


- Не заморачивайся, - снисходительно сказал Каулитц, чем заставил Джонни заткнуться на добрых десять минут. – Эй, ты чего это меня таким уродливым рисуешь? – забеспокоился он, взглянув на рисунок ребенка. – Это я такой отвратный?


- Ну да, - мстительно ответил Джонни, невозмутимо продолжая мулевать. – Том вот классный, только рисовать не любит.


- Том, значит, классный, а я какой-то урод? – возмущенно вытаращился на пацана Каулитц.


- Том классный, да. Он часто приходит. С ним приходит праздник.


- Хэллоуин? – задето спросил Билл.


- Просто праздник. Его все любят, - ответил Джонни и снова вернулся к рисунку. Билл же обернулся на играющих. Те представляли из себя настоящую кучу-малу, и Том был в самой середине. Он счастливо ржал и болтал ногами, пытаясь скинуть с себя облепившую детвору. Детвора скидываться не желала, пищала что-то на своем детском наречии и, казалось, облепляла Трюмпера плотнее. Как и везде, он смотрелся здесь очень органично. Билл даже приревновал немного, чем сам себя удивил. Пейзаж свой он дорисовывал молча, изредка, однако, поглядывая на работу пацаненка. Сказать, что из него тоже не выйдет портретист значило не сказать ничего. Билл в его исполнении был больше похож на долговязый огурец в черном парике. Впрочем, когда пацан подарил ему рисунок, он принял его и постарался даже не скривиться. В ответ он принес в дар свой пейзаж и страшно удивился тому, как трепетно пацан принял его.


- Эй, ты можешь его сложить.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Ставок больше нет
Ставок больше нет

Роман-пьеса «Ставок больше нет» был написан Сартром еще в 1943 году, но опубликован только по окончании войны, в 1947 году.В длинной очереди в кабинет, где решаются в загробном мире посмертные судьбы, сталкиваются двое: прекрасная женщина, отравленная мужем ради наследства, и молодой революционер, застреленный предателем. Сталкиваются, начинают говорить, чтобы избавиться от скуки ожидания, и… успевают полюбить друг друга настолько сильно, что неожиданно получают второй шанс на возвращение в мир живых, ведь в бумаги «небесной бюрократии» вкралась ошибка – эти двое, предназначенные друг для друга, так и не встретились при жизни.Но есть условие – за одни лишь сутки влюбленные должны найти друг друга на земле, иначе они вернутся в загробный мир уже навеки…

Жан-Поль Сартр

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство