The Corporation and the Twentieth Century

"В целом великий крах фондового рынка можно объяснить гораздо легче, чем последовавшую за ним депрессию". 1 Так писал Джон Кеннет Гэлбрейт в 1955 году в своем язвительно-элегантном и широко читаемом описании событий 1929 года. Сегодня, по общему мнению специалистов, это суждение можно было бы изменить. До сих пор ведутся серьезные споры о природе и причинах спада 1929 года и о роли фондового рынка в этом спаде. 2 Но есть общее согласие относительно того, что превратило этот эпизод в Великую депрессию - во всемирный катаклизм, который изменит историю века в США более фундаментально и глубоко, чем даже две жестокие войны.

В массовое сознание вошло и широко преподается в школах (за исключением экономических факультетов университетов), что крах 1929 года вызвал Депрессию. Действительно, как заметил один экономист, "люди, которые не являются экономистами, часто рассматривают Великий крах и Великую депрессию как одно и то же событие". 3 Тогда, как и сейчас, многие считали, что крах и Депрессия представляли крах "капитализма". В отличие от этого, сегодня среди экономистов всего политического спектра существует широкий консенсус в отношении того, что величие Великой депрессии на самом деле было катаклизмическим провалом государственной политики - со стороны учреждения, которое было создано именно для того, чтобы избежать подобных катастроф: Федеральной резервной системы. 4

Аналогичным образом популярное понимание выхода из депрессии фокусируется на политике "Нового курса", особенно на государственных расходах. Даже среди экономистов после Второй мировой войны депрессия и выход из нее рассматривались через призму кейнсианства: предполагалось, что монетарная политика неэффективна, поэтому единственным решением является стимулирование фискальной политики, то есть государственных (дефицитных) расходов. 5 Современные исследования во многом опровергли и это предположение. Расходы во время "Нового курса" были на самом деле незначительными по сравнению с размером падения ВВП, а те расходы, которые были, имели незначительный, а возможно, даже отрицательный стимулирующий эффект. В то же время политика регулирования и картелирования, проводимая в рамках Нового курса, тормозила восстановление экономики, пытаясь сохранить высокие додепрессивные номинальные зарплаты и цены во многих важных секторах. То, что вывело экономику на путь восстановления, на самом деле было актом монетарной политики: Рузвельт девальвировал доллар по отношению к золоту. 6 Более дешевые доллары стали привлекать золото из-за рубежа для восстановления экономики. По сути, девальвация сделала то, что не смогла сделать Федеральная резервная система.

Депрессия и ответные меры на нее имели решающие последствия для американских корпораций - последствия, которые были недооценены. Резкое сокращение денежной массы, а также неспособность ФРС выступать в качестве адекватного кредитора последней инстанции привели к нарастающему каскаду банкротств и крахов банков. Помимо прочего, как утверждал Бен Бернанке, это привело к разрушению значительной части потенциала банковской системы и финансовой системы в целом по обеспечению финансового посредничества. 7 Мелкие фирмы, которым необходимо было полагаться на внешние рынки капитала, ощутили последствия гораздо сильнее, чем крупные фирмы, которые могли полагаться на внутреннее финансирование и имели тесные связи с крупными банками. Таким образом, Депрессия инициировала или ускорила процесс перетряски во многих отраслях. В одних отраслях этот процесс был дарвиновским: выживали самые производительные фирмы, в других - выживание зависело только от доступа к капиталу. В то же время "Новый курс" ввел беспрецедентный режим поддержки цен и ограничения на вход на финансовые, трудовые и товарные рынки. Вторая мировая война еще более прочно закрепила распределение ресурсов в руках государства и привела к появлению гораздо более всеобъемлющего нерыночного контроля.

В период между осенью 1929 года и окончанием Второй мировой войны цены в Соединенных Штатах часто передавали либо ложную информацию, либо вообще не передавали информацию об относительном дефиците, а многие институты, от которых зависел рыночный обмен, были затруднены или разрушены. Именно на этом фоне, а не на контрфактическом фоне плотных и хорошо функционирующих рынков, мы должны объяснять и оценивать подъем крупных американских корпораций в середине двадцатого века.

Сокращение