The Fallout (ЛП)

Просунув руку под подушку, Гермиона зарывается в неё лицом в попытке спрятаться от слишком тяжёлого груза. Люпин касается её локтя, но она сбрасывает его ладонь, погруженная в себя и потерянная для остального мира.

День: 1467; Время: 14

Гарри осторожно обнимает её, стараясь не потревожить плечо и руку на перевязи. Гермиона терпеть не может эту штуку, но ей сказали, что все движения необходимо свести к минимуму.

— Этот шрам просто ужасный.

Она опускает глаза на неровный рубец на своей левой руке. Она обнаружила ещё один, покороче, на бедре. Теперь эта отметина — самая уродливая из всех, что у неё есть, и она её ненавидит, но удалять всё равно не будет. Это напоминание о Симусе и о её способности по-прежнему получать шрамы.

— Спасибо, Гарри.

Он улыбается так обезоруживающе и задорно, что Гермиона не может удержаться от ответной улыбки, но её губы застывают в странном изгибе. Она ловит его взгляд, стараясь разглядеть в нём то, что ей сейчас так нужно, но увиденного ей недостаточно. Она хочет уловить хоть какой-то признак понимания, горя, осознания того, чего им это стоило.

Они умерли за Рона. Они умерли за неё. Они умерли за Гарри.

— Ты в порядке? — он спрашивает это таким голосом, будто и не сомневается в обратном.

Гарри немного опускает подбородок, пытаясь встретиться с Гермионой глазами, но она отворачивается.

— Нет.

— Я… Я знаю, с… Гермиона, я никогда не желал ничьей смерти. Я…

— Я этого и не говорила, Гарри. Просто…

— Это был единственный путь. Если бы только мы все могли выбраться оттуда живыми, я…

Мы могли подождать, могли собрать бо́льшую команду, могли активировать монету, могли не разделяться, могли…

— Он должен был стать отцом.

— Что?

— Джастин, — она смотрит на потолок сквозь пелену слёз, всхлипывает и качает головой, словно бы говоря: нет, не думай, я больше не плачу. — Он никогда не узнает, что я была права. Он никогда… — Ничего, он теперь никогда ничего не сделает.

Гарри осторожно хватает её за локоть, и она хочет сбросить его пальцы. Но это первая реакция, инстинктивная, и Гермиона злится на себя. Гарри решит, что она его обвиняет, а он этого не заслужил. Не от неё. Они все согласились. Знали цену, риски и всё равно согласились. Почему они вообще согласились, почему они…

— Я знаю, — шепчет Гарри и, обнимая за плечи, притягивает её к себе. — Если бы только я мог их спасти… Если бы я мог спасти их всех. Но я не могу. И никто не может, поэтому мы должны довольствоваться тем, что удалось сохранить. Гермиона, мы спасли Рона. Вернули его, и теперь он здесь. Наш Рон. Не… Это был не твой выбор. Ты за них ничего не решала. И…

— От этого мне не…

— Мы больше ничего не могли сделать. Если бы мы ждали дольше, Рон был бы мёртв или…

— А теперь погибли Симус и Джастин, — Гарри замирает, вся его теплота и нежность исчезает. — Дин изуродован на всю жизнь, он потерял лучшего друга, Лаванда лишилась руки, Симус и Джастин мертвы. Мертвы, мертвы, мертвы. Они…

— Герми…

— Стоит ли одна жизнь двух? Что…

— Герм… — Гарри отшатывается, Гермиона на мгновение встречается с ним глазами и успевает разглядеть в его взгляде упрёк и потрясение.

— Мы приняли это решение, Гарри! Ты, я, Джинни. Симус? Да, может быть, хотя он умер ради меня. А Джастин? Он же едва общался с Роном. Он умер не за Рона, Гарри! За кого же? За нас? Ведь нам была нужна любая помощь, и ты…

Она обрывает себя, зажимая рот ладонью и пытаясь не дать прорваться мучающим её мрачным мыслям. Гермиона себя не контролирует. Её обуревает сотня различных эмоций — распирает изнутри, пока она не взорвётся, не сломается, не развалится на части.

Голос Гарри звучит настолько грубо и напряжённо, будто он испытывает нечто подобное — словно Гермиона воткнула ему нож в грудь.

— И я что?

Она не будет обвинять его. Весь этот груз она возьмет прежде всего на себя, потому что ноша Гарри и так слишком тяжела. Если вот это — то что сейчас так её терзает — он носил в себе всё время…

— Ты знаешь, что я люблю Рона. И что я бы, не задумываясь ни на секунду, отдала за него жизнь. Просто жаль, что это была не я, и…

— Что? Твою мать, ты серь…

— А они! Мне кажется, я этого не заслужила. Будто у меня нет права смотреть на Рона, потому что это не я…

— Гермиона, — шепчет Гарри, и страх, различимый в его голосе, заставляет Гермиону собраться, перестать быть месивом чувств и движений. Его глаза широко распахнуты, зелёные искры сверкают на бледном лице. — Все эти годы ты убеждала меня не обвинять себя за то, что я не могу контролировать, а теперь делаешь то же самое. Джастин, Симус — да, это больно, но они сами приняли решение участвовать в операции. Мы все понимали, чем это может кончиться. Они знали, что не обязаны туда идти. Они умерли за свои убеждения, и пусть это нечестно или…

— Они все умерли, Гарри, — её голос срывается — наверное, она сломалась. Наверное, Гермиона больше не может притворяться, хотя бы в эту самую минуту. — Все, кого я люблю, о ком заботилась… У меня только и делают, что отнимают, и теперь мало что осталось. Но если и это тоже исчезнет, я…