The Fallout (ЛП)

Он убил Невилла. Он убил Невилла. Этот человек, с таким знакомым лицом, которое она на самом деле не знает, как раз и есть тот, кто забрал жизнь Невилла. Забрал его у неё. Всё, что она сейчас испытывает, это ярость… Горе, сожаление и все остальные чувства внутри сметаются начисто. Гермиона ощущает то же самое, что и в момент смерти Симуса, когда месть бурлила в ней отвратительной массой и она не могла контролировать свои эмоции и поступки. Сейчас в мире не существует ничего, кроме лица Крэбба, воспоминаний о Невилле и её собственной незыблемой ярости.

Она должна добраться до него. Должна окунуть его морду в грязь, сломать кости, разорвать на части. Должна впечатать кулак в его лицо, наступить ногой на позвоночник. Должна заставить его кричать, истекать кровью и молить об избавлении, которого она ему не дарует. Она просто обязана заставить его заплатить за то, что он сделал, за то, что украл. Должна заставить его бормотать бесполезные извинения, ведь неважно, что Гермиона с ним сделает, это не вернёт Невилла обратно. Крэбб никогда не сможет обменять свою никчёмную жизнь на жизнь её друга.

И это неправильно. Так неправильно, что он стоит здесь, дышит, двигается, наполненный эмоциями и жизнью. Что он в принципе может стоять и жить. У него нет права дышать. Топтаться здесь и злиться на свою жизнь, раз она вообще у него ещё есть. Он не заслужил этого. Не заслужил то, что сам забрал у Невилла, то, над чем сейчас так смеётся. Гермиона уничтожит его. Будет крушить, пока Крэбб не начнёт умолять о смерти. Она будет смотреть на его страдания, пока тот не подохнет. Пока всё хоть как-то не исправится. Чтобы Невилл знал: она не отпустила его убийцу так просто. И сделала с ним то же, что он сам сотворил с Невиллом и с её душой.

Энтони по-прежнему держит её, пока три аврора оттаскивают Драко от Крэбба. Пленника вздёргивают на ноги, его нос сломан, а кровь фонтанирует из двух дырок, где раньше были зубы. Но этого недостаточно, этого недостаточно, этогонедостаточно.

День: 1507; Время: 19

Она натягивает бельё и джинсы, и они застревают на потных ногах. Ткань неприятно приклеивается к влажной коже, капли пота стекают по позвоночнику, пока Гермиона застёгивает пуговицу на штанах. Она так сильно хотела пи́сать, что даже шла изогнувшись, стараясь покрепче сжимать бедра. Нужда была настолько невыносимой, что Гермиона опасалась: тело возобладает над разумом, и при мысли о сражении в джинсах, промокших от пота и мочи, она бросилась в лес, даже не успев договорить, куда именно направляется.

Кара — или Клара? — последовала за ней, и Гермионе потребовалось несколько неловких секунд, чтобы понять: прикрыв её собой, та не собирается уходить. Учитывая едва знакомую девицу, вглядывающуюся в деревья вокруг, её собственный голый зад, сверкающий перед командой, надежду на то, что никто ничего особо не заметил, и угрозу появления Пожирателей Смерти, это — самый нелепый поход в туалет в её жизни.

— Спасибо, — выдыхает Гермиона, потому что не знает, что ещё сказать человеку, который прикрывал её, пока она сидела на корточках.

Кара пожимает плечами и идёт за ней сквозь кусты и деревья. Немного волнительно, выбравшись из зарослей, уткнуться в семь нацеленных на них палочек. Оружие быстро опускается, но Кара всё равно вскидывает руки в мирном жесте. Драко приподнимает бровь, отбрасывая с глаз пряди потемневших от пота волос, его сбитые костяшки чернеют на фоне молочной кожи — она замечает это даже в тени его капюшона. Всё? Вместо ответа Гермиона не сбавляет шаг.

Их группа напоминает ей волну, вздымающуюся и опадающую на огромных корнях и небольших холмиках: она разбивается, только когда огибает деревья, чтобы тут же сомкнуться вновь. Над головами виднеется половина диска луны, и они продвигаются по лесу, раскрашенному узорами из зловещего голубого сияния и полной темноты. Всё вокруг них дышит жизнью, но ничто не похоже на передвижения врага, и во мраке пока ещё не видно вспышек. Но Гермиона чувствует постороннее присутствие, будто неприятелем может оказаться кто угодно, хотя, наверное, всё дело в её желании выжить.

Никто не сбивается с шага, когда Драко поднимает руку в свете луны. Гермиона на автомате поворачивает налево вместе с парнем по имени Фин — ей сказали, что это прозвище — «акулий плавник», — потому что он служит предупреждением о том, после чего враг никогда больше не оправится. Гермиона не знает, в том ли дело, что этот парень неуклюж, или же он невероятно опасен для врагов, но, скорее всего, верно второе предположение: его внушительная фигура исчезает в лесном массиве бесшумно, словно пикси.