The Fallout (ЛП)

— Как себя чувствую я? Я грязнокровка, Малфой, помнишь? Ты грёбаный чистокровный, который всегда считал себя гораздо лучше меня, я же грязнокровка, которой тут не место. Помнишь? Чёрт побери, ты помнишь? — икая, кричит Гермиона, и ей кажется, что вот сейчас она взвоет от отчаяния и от много чего ещё.

Он выпрямляется, отшатываясь назад, словно Гермиона влепила ему пощёчину. Да, Малфой. Да, вспомни об этом, Мистер Вставший-На-Путь-Исправления, Мистер Я-И-Думать-Забыл-О-Своём-Идиотском-Валуне!

— Может, я и сужу о других потому, что знаю: они оценивают меня. Я уяснила это в тот день, когда встретила тебя. Это самозащита. То, как я себя защищаю, когда понимаю, чьё мнение не стоит моих переживаний. И ты не можешь лишить меня этого, Малфой. Не можешь вынудить меня от этого отказаться, потому что, прежде всего, ты стал тому причиной.

— Бедная, бедная Гермиона, — шепчет он. — Бедняжка Гермиона Грейнджер, у неё было плохое детство и злые мальчишки в классе.

— Не смей принижать, что…

— Ладно, хочешь перетрясти всё это дерьмо? Ты этого жаждешь? — Малфой впечатывает ладонь в столешницу с такой силой, что Гермиона вздрагивает. — Всё, что я знал, это что тебя нужно ненавидеть — именно так меня воспитали. И не было никаких других вариантов, ведь я и понятия не имел об их существовании. И ты тоже начала ненавидеть меня. Я действовал согласно своей ненависти, так же как ты — согласно своей.

— Я никак не обижала тебя лично, пока ты сам не оскорбил меня, не начал пытаться вредить мне и моим друзьям, — кричит она. — Я не сделала ничего такого.

— А тебе и не надо было! У меня были свои представления, вот тут, в голове. Факты, уроки. Ваш вид наступал, приносил болезни и позор, не принадлежал моему миру, отнимал его у меня. Вселенная этих людей была на другом полюсе от нашей. Они представлялись глупее, уродливее, грязнее, и надо было что-то делать, чтобы вернуть спокойствие в наши дома. Кажется, нечто подобное я слышал от Грюма в прошлом месяце.

— Но я всё равно не делала…

— В то время мне казалось: одно твоё присутствие является оскорблением. Меня учили ненавидеть тебя, ведь тебе тут не было места. Но даже тогда у меня не было причин думать о геноциде магглов. Я лишь хотел избавиться от тех, кто маячит перед глазами, отбирает то, что моё по праву. И я ненавидел тебя. Твою ж мать, как сильно я тебя ненавидел.

— И…

— Но с каким бы презрением я к тебе ни относился, ты платила мне той же монетой. Возможно, расисткой ты не была, но ненавидела меня не меньше.

— За твои личностные качества, а не за то, кто ты. Ты ненавидел меня за то, что я не могла изменить!

— Так и ты за то же! В чём здесь разница?

— Разница огромна!

— Например?

— Не питай ты этой ненависти ко мне, я бы себя так не вела! Я была вынуждена, хотя бы просто, чтобы защититься!

— Я тоже!

— Нет, неправда!

— Не говори так! Ты не жила моей жизнью, Грейнджер. И это опять твоя проблема. Осуждаешь, даже не удосужившись изучить обратную сторону вопроса.

— Я смотрю на мир с чужой точки зрения, когда люди этого заслуживают.

— То есть, когда считаешь их достойными?

— Да, ко…

— Вот видишь, снова. Снова! Но я не смотрел на мир с твоей колокольни лишь до тех пор, пока не разразилась катастрофа, а ты так этого и не соизволила.

— Потому что Пожиратели Смерти продемонстрировали, будто достойны этого? Ха! Они…

— Потому что это продемонстрировал я! — орёт он.

Тишина. Гермиона понимает, что они оба, красные от крика, тяжело дышат всего в шаге друг от друга. Она смотрит на Малфоя, от удивления позабыв о злости, но он всё ещё полон ярости. Жилы на его шее вздулись, глаза горят, пальцы то сжимаются в кулаки, то разжимаются.

— Я не расист, — яростно шепчет он. — Больше не такой. Я не сказал, что магглы неумные, некреативные или какими там ещё могут быть люди. Я лишь заметил, что они позади нас в обладании магическими способностями. Вот и всё. Именно ты решила, что подразумевались низшие люди… не я.

Пару долгих секунд он сверлит её взглядом и уходит из комнаты, с усилием переставляя ноги.

День: 991; Время: 12

Невилл смеётся и активно помешивает кофе, от чего ложечка то и дело бренчит о стенки.

— Было так плохо?

— Не знаю. Я просто… он будто пытается раскрыть мне глаза, хотя я и так смотрю изо всех сил.

— В этом есть смысл. Кое-какой.

— Знаю. И это больше всего меня заботит. Потому что я не считаю, что у него есть право требовать от меня сочувствия или желания взглянуть на мир с его точки зрения и вникнуть, почему он всё это натворил. Однако, если я хочу его понять, тогда, наверное, мне придется так поступить. Именно меня он попытался оттолкнуть, а теперь вот как всё представил.

— Потому что это был такой его способ. Гермиона, не зря же он даже постарался достучаться до тебя, это кое-что да значит.

— Он стремится чувствовать меньшую вину за то, что сделал. Или же просто хочет спокойнее жить, чтобы я не набрасывалась на него из-за каждого слова.

— Тот факт, что он ощущает вину, тоже имеет значение. Так же как…