The Fallout (ЛП)

Гермиона почти зажмуривается, но понимает, что не хочет ничего упустить — особенно это сосредоточенное выражение, которое появляется на лице Малфоя, пока он следит за своей ладонью, хозяйничающей под её одеждой. Она протягивает руку и, поколебавшись, касается его мягких волос. Кажется, он никак на это не реагирует, так что после заминки Гермиона осторожно начинает своё исследование. Её пальцы порхают над его веками, Малфой закрывает глаза и не открывает их, пока она на ощупь изучает черты, которые так тщательно разглядывала. Сегодня день его рождения, и Гермиона пытается отыскать в его лице прожитые годы, но у неё ничего не выходит. Тёплое дыхание опаляет её ладонь — она набирается смелости коснуться его рта, — Малфой обхватывает губами её указательный палец, а его рука ползёт по её животу. Гермиона заливается румянцем, вспоминая, что на вкус она сейчас — мыло и соль, но Драко лишь облизывает подушечку языком.

Она вздрагивает, почувствовав, как его рука, едва касаясь нежной кожи, добирается до пояса джинсов и нижнего белья. Уловив её движение, Малфой распахивает глаза и подаётся назад, выпуская изо рта палец, который она сама не потрудилась убрать.

— Здесь?

Она сглатывает, кивает в ответ, и его ладонь скользит дальше.

Его кисть изогнута под странным углом, и похоже, это доставляет ему дискомфорт. Гермиона опускает руку и пытается справиться с пуговицей онемевшими пальцами. Малфой смотрит ей прямо в глаза, и, поскольку он избегал этого прежде — любой ценой, это почти нервирует. И тем не менее ей нравится, что сейчас, даже проталкивая ладонь дальше, он не отводит взгляд.

— Так нормально? — его пальцы касаются её там, двигаются глубже, пока не находят то место, от прикосновения к которому Гермиона невольно вскидывает бёдра.

Она быстро, с напряжением дышит, и его глаза не отпускают её ни на секунду.

— Д-да. Да, нормально.

Вообще-то, лучше, чем нормально. Это самое восхитительное переживание за долгое время, но Гермиона будет чувствовать себя полной дурой, если скажет об этом вслух. Малфой кружит вокруг её плоти, заставляя стискивать его рубашку на плечах и подаваться бёдрами ему навстречу всякий раз, когда он задевает клитор. Его ягодицы сжимаются в ответ, и погрузив в неё палец, а затем и два, он сам начинает ритмично двигаться.

Гермиона обхватывает Малфоя за шею, пытаясь притянуть к себе для поцелуя, но он не поддаётся. При мысли об этом её тело бросает в жар, требующие внимания губы холодеют. Он не целовал её с того момента, как они повздорили несколько недель назад. Но те мысли, что ещё остаются в её голове, Драко заставляет течь совсем в другом направлении. И впервые в жизни — за исключением той попойки со своими мальчишками и того раза, когда она набросилась на Малфоя с кулаками, — Гермиона полностью теряет над собой контроль. Сейчас Малфой мог бы сделать с ней всё, что пожелал, — мог бы сорвать одежду, овладеть ею, и она бы даже не сопротивлялась. А если быть честной, лишь помогала бы ему.

По телу разливается пламя, и Гермиона так яростно подаётся Малфою навстречу, что потом будет чувствовать неловкость за свой порыв. Дыхание Драко тяжёлое, его зрачки расширены, лицо горит румянцем. Гермиона так близко, близко, близко, а Малфой убирает руку. Замедляется, останавливается, смотрит на неё и трётся бедрами о её ногу. До сознания Гермионы начинает доходить происходящее: ей кажется, что ладони Драко повсюду, в то время как она сама застыла. Она чувствует себя неловко, сомневается, куда деть руки и что с ними делать, но когда он касается клитора, из головы выносит все колебания. Теперь Гермиона полностью сосредоточена на Малфое и понимает: эта ласка не просто так — пока она блуждала в своих мыслях, выражение его лица было слегка раздражённым.

Она гладит его плечи, спину, грудь — везде, где только может дотянуться, испытывая разочарование от того, что его рубашка всё ещё на нём. Пальцы Малфоя вновь начинают медленное и размеренное движение, и Гермиона стискивает ненавистную ткань. Он доводит её до грани и останавливается, снова — до самого края и опять — отступление. Гермиона буквально всхлипывает от желания и необходимости разрядки, её кровь превращается в беснующееся чудовище, которое бьётся и пульсирует, требуя лишь одного — возможности взорваться. Она жаждет только этого. Разум померк: остались он, её ощущения, и больше ничего.

— Грейнджер, я заставлю тебя кончить так сильно. Так. Чертовски. Сильно, — рвано шепчет он, и подбирает губами каплю пота с её лба.

Он перебирается к шее, лижет, прикусывает кожу. Ловит языком яростный пульс и вибрацию издаваемых ею звуков. Его бёдра наращивают темп, рука ускоряется, пока Гермиона не начинает молить его не останавливаться, выдавливая из себя вместо слов лишь жалкое поскуливание. Она прижимает его голову, ёрзает под ним, заставляя стонать себе в шею. А он прихватывает нежное горло губами, ласкает языком, а затем просто дышит, жарко и тяжело, скользя по потной коже.