The Graet Sea

Женщины, смешивающие друг друга, поднимаются в сводчатые небеса.

Не меньше шума, чем если бы - древний Тир,

Или новый Карфаген, подожженный врагами.

Руины с их любимыми обителью,

В пылающем храме их богов.67

 

 

"Наше море", 146 г. до н. э. - 150 г. н. э.

 

I

 

Еще до падения Карфагена и Коринфа отношения между Римом и Средиземноморьем претерпели значительные изменения. Эти отношения принимали две формы. Это были политические отношения: еще до Третьей Пунической войны было ясно, что сфера влияния Рима простирается до Испании на западе и до Родоса на востоке, даже если римский сенат не осуществлял прямого господства над побережьем и островами. Кроме того, существовали торговые отношения, которые создавали все более тесные связи между римскими купцами и жителями средиземноморских уголков. Однако сенат и купцы были разными группами людей. Подобно гомеровским героям, римские аристократы любили утверждать, что они не запятнали свои руки торговлей, которая ассоциировалась у них с ремеслом, казнокрадством и нечестностью. Как мог купец получать прибыль без лжи, обмана и взяток? Богатые купцы были успешными азартными игроками; их состояние зависело от риска и удачи.1 Такое снисходительное отношение не мешало таким выдающимся римлянам, как старшие Катон и Цицерон, вести коммерческие дела, но, естественно, они осуществлялись через агентов, большинство из которых были римлянами в новом смысле слова.

По мере установления контроля над Италией Рим предоставлял союзнический статус жителям многих городов, попавших под его власть, а также создавал собственные колонии из ветеранов армии. Таким образом, "римскость" все больше отделялась от опыта жизни в Риме, и, кроме того, только часть населения города считалась римскими гражданами, имеющими право голоса, в котором было отказано женщинам и рабам. Возможно, в 1 г. до н. э. в Риме было около 200 000 рабов, примерно пятая часть всего населения. Их опыт составляет важную часть этнической истории Средиземноморья. Пленники из Карфагена и Коринфа могли быть отправлены на работу в поле, вынуждены были влачить суровое существование вдали от дома, не зная о судьбе своих супругов и детей. Иберийских пленников заставляли работать на серебряных рудниках южной Испании в невыносимых условиях. Но те, кто мог проявить свои таланты, могли служить наставниками греческого языка в знатных семьях или коммерческими агентами своего хозяина, даже отправляясь за границу для торговли (несмотря на риск, что они могли исчезнуть в плотских горшках Александрии). Накапливая средства в пекулиуме, личном денежном горшке раба - хотя юридически, как и все, что было у раба, это была собственность его хозяина, - раб мог со временем купить свободу, или благодарный хозяин мог освободить своих любимых рабов, часто по условиям его завещания. Освобожденные могли добиться большого процветания в качестве банкиров и купцов, а их дети могли претендовать на римское гражданство. Таким образом, в Риме выросло огромное количество иммигрантов - греков, сирийцев, африканцев, испанцев, и неудивительно, что греческий язык, стандартное средство общения в восточном Средиземноморье, был повседневным языком во многих кварталах города. Поэт Лукан, писавший в I веке нашей эры, ворчал: "Население города уже не коренные римляне, а отбросы человечества: такая мешанина рас, что мы не смогли бы вести гражданскую войну, даже если бы захотели".2 Его снобизм носил оттенок ненависти к самому себе: он родился в Кордове на юге Испании и был привезен в Рим маленьким ребенком. Однако даже в ряды сената проникали сыновья вольноотпущенников, не говоря уже о хорошо воспитанных этрусках, самнитах и латинянах.3 Комик Плавт оживил одну из своих пьес, в которой было много хитрых купцов и ловких рабов, пассажами на пуническом языке Северной Африки. Путаница языков усиливалась еще и потому, что город и его порты привлекали большое количество иностранных купцов: тирийцев, поскольку купцы некогда великого финикийского города к эпохе Августа вернули себе роль в торговле; евреев, среди которых в этот период было немало грузоотправителей и моряков; южноиталийцев, поскольку, как мы увидим, Неаполитанский залив занимал особое место в системе снабжения Рима. Таким образом, термин "римский купец" означает скорее "купец, находящийся под защитой Рима", чем "купец римского происхождения".

 

Господство Рима в Средиземном море зависело от трех факторов: провизии для пропитания огромного города, портов, через которые эта провизия могла поступать, и защиты его купцов - победы над пиратами, чье присутствие в восточном Средиземноморье угрожало стабильности торговых систем, построенных вокруг Александрии, Делоса и других партнеров Рима.

 

II