The History of Bones: A Memoir: A Memoir

Он встречается с друзьями. Мы покупаем еще колы. Все это довольно весело, правда. Мы возвращаемся в переулок и курим кокаиновые сигареты. Это продолжается какое-то время.

Около полуночи вечеринка начинает стихать, и он говорит, что мы должны поехать в другой город. Я сажусь на его велосипед, и мы едем туда.

По сути, это одно и то же. Мы с ним и еще несколькими парнями пьем пиво и покупаем эти маленькие шарики кокаина.

Другой парень, который, похоже, не принадлежит к их группе, садится рядом со мной и спрашивает, не хотел бы я познакомиться с женщиной.

Я говорю: "Я всегда хотел познакомиться с женщиной". И не задумываюсь об этом.

Около четырех утра я собирался с мыслями, как вернуться к себе домой, когда появился парень на мотоцикле с женщиной на заднем сиденье.

Он говорит мне, что я могу заняться с ней сексом за 30 долларов.

Я говорю, что это, должно быть, недоразумение, я не хочу платить кому-то за секс.

Он начинает настаивать на том, чтобы я занялся с ней сексом.

Я говорю ему, что это безумие. И я ухожу домой.

Он говорит, что мне все равно придется заплатить, потому что он вернулся в свою деревню за ней.

Он начинает накаляться. Я отхожу в сторону. Он достает огромный нож, по сути, маленькое мачете, и начинает надвигаться на меня.

Я перебегаю на другую сторону припаркованной машины. Теперь там никого нет. Только я и этот парень с огромным ножом. Он находится с другой стороны машины. В какую бы сторону он ни пошел, я пойду в другую.

Это довольно пугающе. Только вот эта игра в круги вокруг машины продолжается минут десять. Это начинает казаться смешным. Я могу избегать его всю ночь, если он этого хочет.

И я начинаю смеяться.

На его лице написано то, что я могу назвать только печалью. Его голова печально опускается. Если я больше не боюсь, то он потерял всю власть в этой ситуации. Он уходит, почти надувшись.

 

-

Сходите к Лиз на Третью улицу. Она тонет. Телефон продолжает звонить, и это Мел Бернштейн. Из динамика автоответчика я слышу сообщение за сообщением, в которых Мел сердитым, раздраженным голосом спрашивает, как она могла так поступить с ним. Мэл - журналист и писатель, с которым мы когда-то общались. Он живет в соседнем квартале, на углу Третьей улицы. На одной из картин Жан-Мишеля есть карта Третьей улицы с квартирами Мэла и моей. Моя квартира обозначена как "Вилли" или "Большой Вилли".

Мел звонит и звонит, кричит, чтобы Лиз взяла трубку. Его не назовешь крутым парнем, но на автоответчике он звучит свирепо и правильно. Лиз лежит на кровати и сосет большой палец, отвернувшись лицом к стене.

"Что ты сделал с Мэл?"

"А, ничего, он придурок", - говорит она, не вынимая большого пальца изо рта.

Через несколько часов в дверь стучат. Это Мел, и кажется, что он вот-вот взорвется. Он стоит над Лиз и кричит. Лиз лежит на матрасе и просто смотрит в сторону стены, словно Мел - надоедливый жук. Мел так разозлился, что начал на нее набрасываться. Я хватаю его сзади за руки - я сильнее его - и начинаю уговаривать его выйти из квартиры. Что бы ни случилось, я уверен, что Мэл прав, но я не могу позволить ему так нападать на Лиз. Перед тем как я вывожу его за дверь, он хватает со стола бутылку из-под пива и разбивает ее о раковину так, что она идеально ломается, превращаясь в оружие. Я впечатлен, типа, Мэл, я и не знал, что в тебе это есть.

Мэл подносит бутылку к моему лицу.

"Что ты собираешься сделать, Мэл, прирезать меня в моей собственной квартире?"

Потом Мел просто выглядит очень грустной и уходит.

Дважды за два месяца кто-то приближался к тому, чтобы ударить меня ножом, а потом уходил с ошарашенным видом.

 

-

Я все еще был очень беден. Деньги, полученные за партитуру фильма, ушли в мгновение ока. Меня пригласили на ужин в дом Франческо Клементе. Там были Жан-Мишель, Джулиан Шнабель, Брайан Ферри, который был очень мил со мной, когда я ужинал с ним во время первого тура Lounge Lizards, арт-дилер Бруно Бишофбергер и Энди Уорхол. Когда я вошел, Энди сказал: "О, это кинозвезда!". Я не был уверен, как к этому отнестись, и подумал, что, возможно, это была версия Энди для оскорбления. Похоже, у него было правило никогда не говорить ни о ком ничего плохого.

В этом взаимном восхищении было что-то отвратительное. Они ужинали за вычурным столом, который Джулиан сделал для Франческо. Под столом висела острая проволочная сетка. Джулиан сказал, что он еще не закончен. У Франческо и Альбы были маленькие дети. Если бы дети забежали под этот новый кухонный стол, они наверняка были бы обезглавлены. Но никто, похоже, не возражал.

Это было слишком. От бедности мне стало горько, и я напился и озлобился на всех них. Что такого ценного в каждой салфетке, на которую они пускали слюни?