The Nocturnal Ones

Глаза. Её глаза казались двумя фиолетовыми огоньками во тьме. Сейчас он видел только их. Они всё ещё оставались глазами человека, но у Сталкера было чувство, будто на него смотрит кто-то такой же, как он сам, или сама Селемене. И в её глазах была та же бессильная ярость и горечь. В них не было страха. Она ничего не успеет сделать, она же понимает это? Понимает?! Понимает… тогда почему она продолжает на него смотреть так, словно не чувствует опасности?..

Словно она на его стороне.

Её лицо напоминало застывшую маску, которую хотелось сорвать. Разорвать на кровавые клочья. Вывернуть наружу всё, что внутри – ничего там нет, кроме плоти и крови. Как и у всех. Как у него самого, взбешенного, готового сорваться с цепи, на которой он сам себя же зачем-то и держал.

Одно движение. Одно небольшое движение. Люди же так легко ломаются, слабые, бесполезные, никчемные! Чужой. Враг, прикидывающийся другом. Как Селемене, которая дурачила его все эти века – а он и рад был обманываться.

Её лицо стало лицом человека…

Она не может быть своим. Она одна из людей. Тех, кто заслуживает смерти. Как эти твари смеют называть себя Её детьми?..

Как Она вообще смеет смотреть на него так?!

…Лицо. Но не глаза.

Он услышал скрип досок, короткий судорожный выдох. Как ударом холода, взорвавшимся изнутри, он ощутил прикосновение. Как он не заметил движения, момента, когда Луна подошла вплотную?.. в других условиях это могло стоить ему жизни. Прикосновение практически всегда значило смерть или рану: никто не подходил ближе чем на шаг, если не хотел убить. Даже редкие «собеседники» держались на негласном расстоянии.

Он потерял бдительность, подпустил слишком близко – и пусть в её руках не было оружия, реакция Сталкера опередила осознание факта. Он резко дернулся, инстинктивно сгреб «противника»… и услышал короткий болезненный выдох, вернувший в реальность.

Тепло. От её тела исходило слабое тепло. А по его руке уже стекали струйки крови из распоротой кожи на спине Луны. Она не шевелилась. Только дыхание на его шее и еле различимый стук её сердца, теряющийся на фоне собственного сердцебиения, говорили о том, что она жива и, несмотря на впившиеся в спину когти, даже не предпринимает попыток вырваться.

Она обнимала его, и это заставило растеряться. Снова. К нему давно никто не подходил так близко, не желая убить. Настолько давно, что это уже казалось лишь сном. Тем, чего никогда не было…

…её тонкие кисти обвивают шею. Он улыбается, заглядывая в это радостное лицо, в эти счастливые глаза, в которых отражается его собственное. Ещё не ставшее лицом монстра…

…пап? – звучит тревожный детский голос. – Всё хорошо, пап? Они больше не придут?..

…всё хорошо, Люция, – отец ерошит волосы дочери. – Всё будет хорошо. Они больше не придут. Иди спать.

Придут. Но ты об этом ещё не знаешь. Вы оба не знаете. И поэтому можете спать спокойно.

Ладони Сталкера невольно разжались, выпуская всадницу, но она не пошевелилась. Луна тяжело дышала, иногда срываясь на сипение, а её сердце колотилось как ненормальное. Словно она сама только что поняла, что происходит. Как будто бы только что очнулась, поняв, что делает, что только что сделала.

Ярость стихала, растворялась в темноте холодной комнаты, обнажая за собой каркас действительности. Странной действительности, похожей на нелепый сон. Сон, в котором было чье-то тепло – и это было не тепло свежего трупа. Живое тепло. Отголоски недавнего гнева ещё скакали по сознанию, но никак не могли вновь объединиться в цельную безумную волну, накрывающую с головой. Они просто стекали, как стекала кровь по спине Луны и рукам Баланара. Как стекали капли дождя по стеклу. Кратковременный ступор сменялся недоумением, смешанным с непониманием и неверием в происходящее.

На него смотрели фиолетовые глаза, по какому-то странному недоразумению принадлежащие человеку.

Селемене, почему?.. – на смену ярости приходило бессилие, а на смену ему – опустошение и смирение. Оставалось лишь устало задавать вопросы в тишину, которая всё равно никогда не отвечала. – Почему?..

С каким-то запозданием, Луна ощутила боль в спине. Поверх предыдущих и плохо заживших шрамов от прошлой встречи с когтями Сталкера теперь легли новые, пусть и не такие глубокие. Она не совсем отдавала себе отчет в том, что делает. Теперь же, очнувшись от аффекта, не знала и что делать дальше. Страха не было, хотя опасность никуда не делась, даже, скорее стала ещё больше: когда Баланар сообразит, что происходит, он вряд ли будет долго думать, прежде чем её разорвать.