The Nocturnal Ones

С этой мыслью Луна провалилась в полудрёму, изредка просыпаясь на пару секунд, чтобы вновь задремать. Сил не было, болела спина, и хотелось поскорее выбраться из леса. Но идти было далеко, и Нова не могла бежать во весь опор, поскольку всаднице сейчас требовалась хоть небольшая, но передышка. Но сон не был спокойным, и виной этому была не боль в распоротых ранах, и даже не усталость. Видения крались следом, впиваясь в сознание. Склизкие и мерзкие, чёрные, холодные, они врывались стаей мелких теней. Шепот, шелест, гомон. Мелкие когти темноты, вновь рвущие тело, абсолютный мрак вокруг неё и этот бег по тёмному лесу.

Страха не было. Было лишь странное чувство, что это только начало крутого спуска вниз в темноту, по лестнице, освещенной только лунным светом.

«Я ничего не понимаю, Селемене. Почему они?»

Впервые за долгое, очень долгое время Сталкер чувствовал себя невыносимо уставшим и сбитым с толку. Мысли, обычно загоняемые в дальний чёрный угол, бесцеремонно выставляемые в подсознание, теперь доканывали, сводили с ума.

Когда-то подобным сомнениям было место. Столь давно, что Баланар сбился со счету. Прошло уже слишком много дней, лет, столетий… тысячелетий? Скорее всего, уже тысячелетий. С тех пор как его народу пришел жестокий и скоропостижный конец, лишь чудом оставивший его самого в живых, – зачем, Селемене? – с тех пор, как мстить стало более некому, – да и имело ли оно когда-то смысл? – он просто скитался во тьме, всё больше и больше скатываясь, сам того не замечая, в это состояние, близкое к животному.

Полубезумный зверь, бродящий по ночам, держащийся подальше от Живых, убивающий тех, кто рискнет сунуться слишком близко. Идеальная страшилка для детишек и для взрослых: беспощадный монстр, способный вырезать целый отряд хорошо вооруженных воинов или подготовленных магов. Выловить и перебить поодиночке, чтобы пропасть ближе к рассвету, оставив за собой лишь кровавый след, выводящий в никуда…

Так было до тех пор, пока он не увидел их.

Людей, избранных его богиней.

Баланар пребывал в… смешанных чувствах. Он и раньше слышал о людях, поклоняющихся Селемене. Да, он слышал обрывки историй, отголоски слухов, но не придавал им значения. Все они приходили издалека и, как и многие сказки Живых, могли быть десятки, если не сотни раз исковерканы и перевраны. Одно лишь то, насколько была искажена в устах последующих поколений история о некогда существовавшей и сметенной с лица земли расе, насколько переврана до неузнаваемости, доведена до абсолютного абсурда – в который верили! – одно лишь это доказывало, как легко вывернуть факты наизнанку, выставить всё в совершенно ином свете. Но на самом деле была другая причина, почему он не желал даже слушать эти истории, всё чаще доходящие до его слуха.

Сталкер считал вздором слова о том, что Селемене… нашла им замену?

«Я думал, мы были единственными!» – в бессильной злобе он поднял взгляд в небо. Ночное светило смотрело на него маленькой лампадкой посреди иссиня-чёрных небес, и казалось, будто незримый взгляд этот был… извиняющимся?..

Селемене уже не обращалась к последнему выжившему многие века, и он не мог даже сказать наверняка, не пытается ли он видеть то, чего нет.

Разорванное крыло и распоротые раны невыносимо жгло. Кровь запеклась и покрывала края разрезов засохшей коркой. Надо было уходить: до утра времени оставалось немного. Надо было прятаться, пережидать, пока раны не затянутся, быть может, ещё несколько ночей не показываться на глаза. Две стычки подряд – с огромной толпой деревенских и с отрядом храмовниц, – измотали Баланара. И если первых он вырезал поодиночке, то на вторых кинулся уже разъяренный и не контролирующий себя, забыв обо всякой осторожности.

Они смогли ранить его, он убил их. Кроме одной.

Луна. Она назвалась Луной – и это имя неприятно резануло по памяти. Он-то отлично помнил, кому Селемене даровала это своё имя, и был очень неприятно удивлен, услышав его от человека. Однако, стоит признать, женщина вела себя достойно своему имени. Более того: она не боялась ни его, ни смерти, смотря на угрозу сквозь непроглядный для людей мрак – и ещё смея открыто насмехаться, даже оказавшись загнанной в угол.

«Проклятье».

Боль в крыле стала ещё сильнее. Нога онемела, тело едва слушалось, когда он, хромая, вернулся к чаще, заваленной трупами. Голод застилал разум, но куда больнее всего это резало понимание, что… он стал попросту Ей не нужен?

«Это всё, что тебе нужно было, Селемене? Чтобы я дожил до этой ночи и увидел, что ты нашла замену? Я дожил. И что дальше? ДАЛЬШЕ ЧТО?»

- Что теперь, Селемене? – хотелось кричать от распирающей изнутри злобы и беспомощной ярости. – Теперь что?!

Подняв взгляд вновь, он увидел лишь облака.