The Nocturnal Ones

- Ты это называешь боем? – раздался злой и раздосадованный смешок. – Да, это безусловно… подходящее сравнение.

Она медленно обернулась.

В сумраке за деревом отчетливо виднелась чья-то крупная тень и край крыла. Единственной очевидной причиной, по которой чудовище могло не нападать, были, разве что, травмы. Или же причиной тому был солнечный день? По словам жителей, монстр никогда не появлялся при ярком свете. Даже сейчас он продолжал стоять в темноте за густыми деревьями. Не прячась от человека, более того – явно обозначив, где находится. Но и не выходя на свет. Говорили, что он отпускал часть жертв, выловленных в сумерках и в тумане, но никого – ночью. Девчонка же утверждала, что Баланар похож на существ, что, по легенде, погибли с первым рассветом.

Свести факты в одну картину не составляло труда: чем бы он ни был на самом деле, он явно не жаловал солнечный свет.

- Почему ты не ушел с наступлением дня? – поинтересовалась Луна.

- А почему вы, люди, не дохнете с наступлением ночи? – донеслось в ответ.

«Забавный вопрос».

Тень шевельнулась. Из мрака за деревьями на всадницу смотрели два жёлтых огонька глаз монстра. Несмотря на контраст света и тени, создаваемый лучами, падающими сквозь ветви деревьев, и темнотой в густом лесу, всадница сейчас очень чётко видела Баланара… и он был куда менее устрашающим, чем ночью. Он выглядел просто крупным крылатым чудищем с синей кожей и крупными когтями. Пропало то поистине пугающее впечатление, врезавшееся в память вместе с оскалом его вертикальной пасти.

Сейчас перед ней был просто раненый разумный хищник.

Они опасны, раненые звери. Они могут запросто кинуться в последний бой, не боясь больше за свою жизнь. Обезумевшие, жаждущие утащить своего противника вместе с собой в Ад. Луна знала об этом не понаслышке: она сама, как дикий сошедший с ума хищник, кидалась в атаку много раз, когда терять было нечего кроме своей жизни. Она точно так же кинулась когда-то и на Нову, впервые увидев пантеру, стоя на грани безумия после месяцев скитаний.

Они опасны, раненые Живые. Никогда не знаешь, кинется ли он в последний бой, и никогда не знаешь, хватит ли ему сил забрать тебя с собой на тот свет.

Болезненно жгло наспех заживленные порезы от когтей на спине. Тишина затягивалась: никто не хотел уступать, уходить прочь, но и не рисковали кинуться в схватку. Ещё свежи были в памяти моменты их ночного столкновения, ещё ныли раны, нанесенные друг другу.

И пока полыхало солнце, они оба были на чужой территории.

- Пришла обобрать трупы своих соратников? – наконец нарушил молчание Баланар. – Падальщик.

- Скорее: вернуть храму то, что ты не сожрешь, животное.

В мишень: «лицо» Сталкера перекосило от злости. Однако он по-прежнему не торопился нападать. Как не торопилась и Луна.

- Селемене не защитит тебя днем, – процедил монстр.

- Да она и ночью не особо-то помогла, – усмехнулась Луна косо, и добавила чуть слышно: – В том числе и тебе. А, Баланар?

Глаза монстра полыхнули едва сдерживаемой яростью.

- Ну давай, выходи на свет, – продолжила всадница. – Ты ведь пришел сюда за реваншем?

«Иначе какой смысл тебе оставаться здесь днём и выдавать себя?»

- Реванш?! – взревел Баланар внезапно.

Луна резко отступила с линии атаки, когда крылатый монстр вылетел вперед, прямо на свет. Сталкер двигался заметно медленнее чем ночью, и очень заметно хромал. Раны его только-только начали затягиваться, грозили вот-вот разойтись, обездвижив его. Однако взъяренный охотник уже сорвался с цепи, на которой удерживал себя от опрометчивого шага.

- Ты смеешь что-то говорить про реванш, когда тебя отпустили?!

Лезвие кинжала сверкнуло в луче яркого света. Луна отпрыгнула снова, готовая ускользнуть в любой тени, чтобы потом атаковать из них, в один удар закончив всё.

Но ноги казались ватными, движения неуклюжими, яркие полосы света слепили, падая на лицо. Переменчивое освещение леса создавало невыносимо режущий контраст, и глаза просто не успевали привыкнуть то к полумраку, то к бьющему по зрачкам солнцу. Под ноги подвернулось что-то чавкающее – салат из чьего-то тела, земля, ещё скользкая от внутренностей и не до конца высохшей крови.

Одна случайная ошибка…

Да только противник тоже тяжело дышит. Щурится на солнечный свет, и его «лицо» искажено от ярости, от боли в незаживших ранах. Взгляды пересекаются. Всего на мгновение, невыносимо короткий миг, – и у всадницы резко мутнеет в глазах. Кажется, будто мир резко теряет цветность, будто всё становится серым, и тени пытаются дотянуться до неё. Они визжат, попадая под солнечные лучи, но всё равно стремятся добраться до человека. Взгляд на миг ускользает в небо, и кажется, что сквозь ветки Луна видит на выцветшем небосклоне ночное светило. Диск, незримо присутствующий даже днём, скрытый в свете солнца, но сейчас врезающийся в сознание режущим лезвием. Луне настойчиво слышался голос, её собственный, эхом раздающийся в ушах, но всадница не разбирала ни слова. Этот голос только отвлекал, мешал.