Всадница выглянула с лестницы на открытую площадь – и ещё несколько минут долго и молча смотрела вниз, застыв будто каменной статуей.
Она не запоминала лиц большинства храмовниц, но была уверена, что эту ни разу не видела. Возможно, это был кто-то из дневной смены: она практически не пересекалась с дневными стражами Леса и мало что знала о них. Однако что-то казалось неправильным. Девушка сидела одна-одинешенька посреди площади, перед алтарем, спиной к Луне. Волосы её, абсолютно белые, сливались с такой же белой рясой.
И правда, это священник из дневной смены. Белая луна сияет в небесах даже днем, никогда не уходя с неба, закрытая яркими слепящими лучами солнца. Но почему девушка здесь, когда солнце скрылось за горизонтом, и только синева на горизонте напоминает об уходящем дне? И почему её голос…
Голос.
Ни один голос не может звучать так… Так, будто он идет из глубины памяти, чистый, ничем не замутненный, без фальши. Идеальный, правильный – но даже менестрели и певцы так не споют… Почему он заставляет терять чувство опоры под ногами, чувство реальности? Тени тянутся отовсюду – чёрные руки к белой фигуре; истонченная нитка лунного серпа не дает достаточно освещения, чтобы прогнать мрак – необычно чистый, без полутонов серого и чёрного, идеальный. И глаза на секунду видят в этом узоре теней совершенно другую картину, будто сознание вдруг расшифровало слова песни.
Они видят иной храм, и площадь перед ним. Тонкую фигуру в белоснежных одеждах, поющую под светом умирающей луны. Завтра не будет, завтра не придет, луна умрет – но никто не верит в эти слова. Все называют их безумными, слепые и глухие к знакам, что посылает богиня. Все говорят, что за самой-самой тёмной ночью месяца придет новая луна. Слепцы. И даже избранные Селемене лучшие жрецы – слепы и глухи. В чернейшей полуночи родится новый месяц, говорят они.
Это не так. Новой луны не будет. Это последняя молитва перед самой черной ночью. Завтра будет не до молитв. Завтра луна умрет. Но никто этого не слышит – и все говорят, что слова её абсолютное безумие.
Песня смолкла, лишь в памяти остался звук, эхом разлетаясь по опустевшему сознанию. Девушка поднялась на ноги, осторожно положила что-то на алтарь, и направилась прочь. Проходя мимо всадницы, девушка на секунду подняла глаза. Полное отрешение, безразличие. Ни слова не сказав, священник прошла мимо. Проводив её взором, Луна перевела взгляд на алтарь.
Там лежали два срезанных стебля с раскрывшимися лунными цветками. Два. Как на могилу.
Несмотря на натянутое отношение к местным ритуалам и обрядам, зачастую кажущимся всаднице нелепыми и бессмысленными, механическими, сейчас она ощущала какой-то странный холод, пробирающий изнутри.
Тихий напев по-прежнему вплетался в сознание, даже когда храм остался далеко позади.
***
Нова бежала без устали. Почти сутки занимал путь от храма до места бойни, и это если не останавливаться, не спускаться в село, а обогнуть долину по краю, где пересекаются два леса и скалистая гряда. Даже привычному человеку дорога такая покажется изнурительной, когда ландшафт местности скачет вверх-вниз, а время до следующей ночи идет невыносимо медленно.
По всем прикидкам, Луна и Нова должны были достигнуть места назначения к закату перед новолунием.
Особых надежд на встречу с монстром Луна не возлагала. По правде говоря, она не была уверена даже в том, что не зря возвращается в Юго-Восточный Лес, что найдет там Баланара. Тот, за срок жизни, непомерно большой в сравнении с человеческим веком, наверняка не раз и не два переживал подобные стычки. За более чем тысячу лет по всему материку и по всему миру отгремело не меньше сотни войн, сотни раз менялись границы государств, возникали и обрушивались целые империи, изменялись языки и традиции. Даже если шарахаться по лесам в течение всего этого времени, это всё наверняка коснется тебя, не пройдет мимо. И на грани жизни и смерти чудовище стояло, наверняка, не раз и не два. И людей, да и не только, знало хорошо, на что они способны, насколько они могут быть лживыми и подлыми, словами загонять в ловушку, из которой невозможно уже будет выбраться. Без сомнений, Баланар должен был это всё понимать. Если его раны уже зажили, скорее всего, он ушел сам, оставив за собой лишь вопрос, зачем вообще явился пару лет назад в Юго-Восточный Лес.
Жители окрестных сел последнее время не проявляли никакого беспокойства – могло ли это значить, что угроза действительно покинула эти земли, не став дожидаться Луны?
Рыжие лучи предзакатного солнца озаряли рощу. Уже ничего не напоминало о трагической кровавой ночи, не осталось даже костей: значит, здесь точно кто-то был. Может, сами жители. А может, и ночной охотник. В конце концов, чем-то ему нужно было питаться эти дни, пока он был слишком слаб, чтобы охотиться на местную дичь. Мог оттащить трупы в убежище и съесть, а остальные следы боя размыло дождями, да сожрали местные падальщики.