Спрашивать о том, что привлекает в ужасах как жанре, значит спрашивать о самых основных, повторяющихся "соблазнах", которые предлагает жанр для, как можно предположить, среднестатистической аудитории. Мой ответ - это подробный рассказ об очаровании и любопытстве, приведенный выше. Этот ответ кажется более всеобъемлющим, чем психоаналитические и религиозные объяснения ужаса как режима, - он охватывает самое широкое число повторяющихся случаев. Однако, сказав это, я не обязательно исключаю, что психоаналитические и религиозные объяснения не могут дать дополнительного понимания того, почему те или иные произведения ужасов, те или иные периодические циклы или те или иные поджанры могут оказывать свое особое притяжение сверх общего притяжения режима. Убедительны ли такие объяснения и в какой степени, зависит от критического и интерпретационного анализа отдельных поджанров, циклов и произведений. У меня нет теоретических оснований заранее заявлять, что такая критическая работа может не проинформировать нас о рычагах притяжения, которые определенные циклы, поджанры и отдельные произведения задействуют сверх общей притягательности режима. Убедительность таких критических работ придется оценивать в каждом конкретном случае. Я лишь стремился выдвинуть свою точку зрения на общую силу режима ужасов и не буду здесь и сейчас высказывать принципиальных оговорок относительно возможности применения религиозной критики, критики мифа, психоаналитической критики, критики космического благоговения и т. д. к отдельным циклам, поджанрам и произведениям режима ужасов.
Мне кажется, что предложенное мной решение парадокса ужаса любопытство/очарование - несмотря на то, что оно опирается на несколько технические понятия, такие как категориальные нарушения и коэкзистенциализм - довольно очевидно. Она, конечно, не столь причудлива, как многие редукционистские психоаналитические теории. Более того, многим она может показаться вовсе не теоретической, а всего лишь затянувшимся упражнением в здравом смысле.
Я считаю, что этот подход - особенно в том, как он прорабатывает взаимодействие сил притяжения и отталкивания, - проясняет ситуацию; хотя я понимаю, почему в сокращенном виде - ужас привлекает, потому что аномалии привлекают внимание и вызывают любопытство - он может показаться банальным. Здесь уместны три замечания: во-первых, сама полнота объяснения явлений, которые мы ищем, может привести к тому, что решение покажется трюистическим и тривиально широким, даже если это не так; во-вторых, то, что теория кажется общепринятой, не должно быть против нее - нет причин думать, что здравый смысл не может способствовать проницательности; и, наконец, как следствие последнего замечания, то, что конкурирующие объяснения обращаются к заумным источникам, не обязательно является достоинством в их пользу.
Ужасы и идеология
Я начал свою дискуссию с вопроса о причинах существования жанра ужасов, который я трансформировал в вопрос о том, какие причины могут быть у людей, чтобы искать то, что якобы вызывает страх. Проблема продолжения существования жанра ужасов была сведена к вопросу о том, почему мы просто не избегаем жанра ужасов вообще, поскольку, по моему мнению, он способствует возникновению подлинного страха и отвращения. Я попытался объяснить это с помощью универсальных и общих теорий ужаса, с точки зрения того, каким образом ужасные существа, определяющие жанр. Они вызывают у нас интерес, восхищение и любопытство, и эти удовольствия перевешивают любые негативные чувства, которые вызывают такие аномальные существа. Эти особенности жанра - интерес, очарование и любопытство - особенно усиленные в основных повествовательных формациях жанра, объясняют, почему вымыслы ужасов продолжают потребляться и производиться, часто циклически.
Политически настроенный критик, однако, может возразить против такого способа рассмотрения вопроса о существовании жанра ужасов. Он может пожаловаться на то, что этот подход слишком индивидуалистичен, в то время как действительно эффективное объяснение существования жанра ужасов должно подчеркивать соответствующие социально-политические факторы, которые его порождают. В этом случае акцент, скорее всего, будет сделан на идеологической роли, которую играют вымыслы ужасов. Аргумент будет заключаться в том, что ужас существует потому, что он всегда находится на службе у статус-кво; то есть ужас неизменно является агентом установленного порядка. Его продолжают производить, потому что ужас отвечает интересам установленного порядка. Это предполагает, что творения жанра ужасов всегда политически репрессивны, тем самым прямо противореча (столь же неверному) мнению, обсуждавшемуся ранее, что вымыслы ужасов всегда эмансипативны (т. е. политически субверсивны).