Моя цель в этом разделе диалектическая. Я хочу опровергнуть убедительность одного из парадигмальных случаев в аргументе о том, что эмоции всегда требуют убеждений, а именно, что эмоции рассеиваются, когда мы узнаем, что история выдумана. Я хочу оспорить этот случай, показав, что он, вероятно, сложнее, чем может показаться, - более того, он сложен настолько, что мы должны воздержаться от обобщений на его основе. В частности, я хочу предположить, что возможный элемент обиды в таких случаях может объяснить предсказанные нами потери сочувственного аффекта, когда мы узнаем, что стали жертвами надувательской истории. Кроме того, я попытался представить сценарий, в котором кажется правдоподобным, что мы можем узнать, что история была выдумкой, и при этом наша эмоциональная реакция не уменьшится. Вывод, к которому я прихожу, заключается в том, что в некоторых случаях знание о том, что что-то является вымыслом, может снизить эмоциональную реакцию по причинам, не связанным с тем, что это вымысел, в то время как в других случаях знание о том, что история является вымыслом, не изменит эмоциональную реакцию. Моя диалектическая точка зрения заключается в том, что мы не убедились в том, что отсутствие убеждений о существовании явно всегда коррелирует с отсутствием эмоций. С другой стороны, в данный момент я не отстаиваю собственную общую теорию. Я не утверждаю, что во всех случаях, когда эмоции рассеиваются по отношению к "петушиным" историям, причиной всегда является обида; иногда я могу просто потерять интерес или заскучать, узнав, что история выдумана (разумеется, в противоположном случае я могу также сказать, рыдая: "Чертовски хорошая история, даже если она выдумана"). Следует добавить, что я также не утверждаю, что не существует эмоций, которые требуют убеждений о существовании. Я лишь оспариваю общую теорию о том, что эмоции всегда требуют убеждения в существовании, поскольку этот тезис выдвигается на основе сомнительных примеров "глупых" историй. В диалектических целях все, что мне нужно доказать в этом аргументе, это то, что в некоторых случаях эмоции могут не быть связаны с верой в существование, что знание того, что история не такова, не исключает эмоциональной реакции, и что парадигма петушиных и бычьих историй не является убедительной поддержкой тезиса о том, что эмоции требуют веры, потому что рассеивание симпатического аффекта, предсказанное в этих случаях, может быть одинаково хорошо объяснено в терминах того, что мы становимся обиженными. В общем, я не утверждаю, что не существует эмоций, требующих убеждений в существовании. Я лишь оспариваю утверждение, что все эмоции требуют убеждения в существовании.
Более того, я попытался показать, что, обобщая парадигмальный случай с петухом и быком
Рассказ о том, что требуется от всех эмоций, не так прост, как принято считать.
Уолтон почти ничего не говорит об этих квазистрахах. У меня есть подозрение, что если бы об этих квазистрахах было сказано больше, то вполне вероятно, что они оказались бы тем, что мы обычно принимаем за подлинные страхи. И в таком случае теория притворства могла бы развиваться только за счет контрабанды подлинного страха через черный ход, что, конечно, полностью подорвало бы цель теории притворных эмоций. Однако выдвигать это подозрение с полной уверенностью трудно, поскольку Уолтон не так много рассказывает нам о квазистрахе, и уж точно недостаточно, чтобы понять, чем именно он отличается от настоящего страха.
На странице 13 книги "Страшные вымыслы" Уолтон говорит: "Можно утверждать, что чисто физиологические аспекты квази-страха, такие как повышение адреналина в крови, которое Чарльз мог установить только с помощью клинических тестов, не являются частью того, что заставляет его притворяться, что он боится. Таким образом, можно было бы понимать "квазистрах" как относящийся только к более психологическим аспектам состояния Чарльза: чувствам или ощущениям, которые сопровождаются повышением адреналина, учащением пульса, мышечным напряжением и т. д.".
Однако то, что Уолтон называет "более психологическими аспектами" этого квазисостояния, в явном виде представляет собой такие вещи, как ощущения. И эти ощущения, как я утверждал в первой главе, могут выступать в качестве составляющих многих различных психологических состояний. Так как же Чарльз на основании этих ощущений узнает, что его квазисостояние - это квазистрах, а не квазивозбуждение или квазивозмущение? В силу осознания когнитивных состояний, порождающих эти ощущения? Но тогда мне кажется, что состояние Чарльза - это просто подлинный страх. Или, говоря по-другому, мне кажется, что квазистрах - это просто обычный страх. То есть в нем есть все элементы страха, поэтому это и есть страх.