The Philosophy of Horror

Согласно теории иллюзий, когда мы ужасаемся появлению мистера Хайда на сцене, мы считаем, что находимся в присутствии монстра. Театральные или, наоборот, кинематографические приемы правдоподобия настолько подавляют нас, что мы обманываемся, полагая, что перед нами действительно стоит монстр. Таким образом, с этой точки зрения, дело не в том, что нормальные, информированные зрители не верят в то, что соответствующее вымышленное существо не существует. С помощью иллюзий сцены и экрана нас обманывают, заставляя поверить, что перед нами стоит Хайд. Этот маневр снимает наше противоречие, но ценой того, что мы, хотя бы на время вымысла, становимся суеверными, то есть верующими в вампиров, инопланетных захватчиков или других сверхъестественных существ, иллюзорно придуманных.

Однако существует множество известных проблем с иллюзорными теориями такого рода. Во-первых, такие теории плохо согласуются с тем, что можно наблюдать за зрителями фильмов ужасов. То есть, если бы человек действительно верил, что его кинотеатр атакуют смертоносные формоизменники, демоны, межгалактические каннибалы или ядовитые зомби, он вряд ли стал бы долго сидеть в стороне. Скорее всего, он попытался бы убежать, спрятаться, защитить себя или обратиться в соответствующие органы (полицию, НАСА, епископа, ООН, Департамент санитарии). То есть люди не ведут себя так, как если бы они действительно верили, что поблизости находятся монстры, когда смотрят фильмы ужасов. Постулирование такого рода веры может освободить их от обвинений в непоследовательности, но за счет того, что их поведение становится необъяснимо самодовольным, а то и откровенно саморазрушительным и глупым.

Более того, хотя теория иллюзий может показаться применимой к визуальным вымыслам - например, к пьесам и фильмам, - ее не так просто применить к литературным вымыслам. Что именно за иллюзия овладевает нами, когда мы читаем, что ребенок Риган одержим в Джорджтауне? Думаем ли мы при чтении, что маленькая девочка ругается по-английски на каком-то священнике округа Колумбия? Но это было бы не так страшно, если бы мы читали "Экзорциста" в Канзас-Сити, не так ли? Когда понятие иллюзии применяется к драме и кино, оно дает более надежный источник страха, поскольку предлагает нам поверить, что монстр действительно находится на расстоянии удара. Но такая иллюзия, если она должна быть источником ужаса, не очень-то вяжется с опытом чтения. Действительно, иллюзионный разговор, вероятно, лучше всего применим к визуальным явлениям. Таким образом, чтобы распространить теорию иллюзий на литературу, необходимо разработать модель литературной иллюзии, которая бы учитывала опыт и поведение читателей. Насколько мне известно, никто этого не делал, и это не кажется обнадеживающей линией спекуляций.

Конечно, еще более глубокое возражение против иллюзорных теорий реакции аудитории заключается в том, что постулируемые иллюзии таковы, что они разрушают саму возможность ценить вымыслы вообще и ужасы в частности. Иными словами, если при чтении или просмотре вымысла мы убедимся, пусть и обманным путем, что оборотни действительно существуют поблизости от нас, нам будет трудно продолжать наслаждаться историей. Захотелось бы принять какие-то практические меры, чтобы обезопасить свою жизнь и близких. Само условие существования художественной литературы, из которой мы черпаем развлечения и удовольствие, заключается в том, что мы знаем, что люди и события не являются реальными. Очевидно, что в случае с ужасами мы не могли бы спокойно наслаждаться зрелищем, если бы верили в его реальность. Если бы теория иллюзий была верна, ужасы были бы слишком нервирующими для всех героев-спасателей, законченных мазохистов и профессиональных убийц вампиров. Теория иллюзий просто противоречит предпосылкам института вымысла (который некоторые теоретики могут попытаться охарактеризовать с помощью метафор дистанции), которые делают возможным оценку вымысла.

Можно попытаться спасти теорию иллюзий, заменив представление о том, что нас обманывают вымыслы, представлением о том, что приемы вымысла просто заставляют нас на мгновение забыть о том, что ни Гек Финн, ни Дракула не существуют. Однако изложение теории в терминах забывчивости, а не обмана, сталкивается с теми же проблемами. Человек, забывший о несуществовании вампиров, все равно должен вести себя более осмотрительно, чем обычные зрители ужасов, и в то же время, как бы долго мы ни забывали о том, что Дракулы на самом деле нет в театре, все равно верно, что мы не можем по-настоящему насладиться его смертоносными стратегиями.