The Philosophy of Horror

Я называю эту структуру сюжетом оверрейчера в честь ее главного героя: безумного ученого или некроманта. В качестве примеров можно привести роман Керта Сиодмака "Мозг Донована", рассказ Г.П. Лавкрафта "Герберт Уэст, реаниматор", театральные адаптации, такие как "Джекил и Хайд" Леонарда Кэдди и "Франкенштейн" Виктора Джиаланеллы, и фильмы, такие как "Человек с рентгеновскими глазами". Как видно из этих знакомых названий, сюжет "Прогульщика" связан с запретным знанием - научным или магическим. Эти знания подвергаются испытанию в виде эксперимента или заклинания злых сил. Если в историях, основанных на сюжете о сложных открытиях, часто подчеркивается недальновидность науки, то в сюжете о прохвостах критикуется стремление науки к знаниям. Иными словами, если основная тема сюжета о сложном открытии часто заключается в том, что на небе и на земле есть больше вещей, чем предусмотрено нашей философией (наукой, концептуальной схемой и т. д.), то повторяющаяся тема сюжета о прохвосте заключается в том, что некоторые знания лучше оставить богам (или кому бы то ни было).

Основная, линейная структура сюжета, или фабульная форма, лежащая в основе сюжета оверрейчера, обычно состоит из четырех частей. Первое включает в себя подготовку к эксперименту. Подготовительный процесс состоит из нескольких компонентов. Первый из них - практический: прохвост должен добыть материалы, необходимые для эксперимента. Так, "Франкенштейн" Джаланеллы открывается (акт 1, сцена 1) на кладбище, где Виктор Франкенштейн находится в процессе, добывает трупы у местных грабителей могил, Ганса Метца и Петера Шмидта.

Однако подготовка к эксперименту, как правило, имеет не только практическую, но и философскую сторону. Ведь проповедник, как правило, предлагает и объяснение, и обоснование эксперимента. То есть у проповедника часто есть помощник, друг или другой собеседник, которому он может объяснить, как должен работать эксперимент и каково его значение (моральное, научное, идеологическое, метафизическое и т. д.). Объяснения обычно представляют собой смесь популярной механики и научно-фантастической мумбо-джамбо, а обоснование может быть весьма мегаломаниакальным.

В романе Джаланеллы "Франкенштейн" акт 1, сцена 2 заканчивается тем, что Виктор оправдывает свой эксперимент перед Генри Клервалем: "Думай, Генри, думай! Владеть жизнью и смертью. Возможно, навсегда избавить человека от болезней. Обеспечить вечное существование величайших умов". В начале третьей сцены первого акта Виктор объясняет, как будет проходить эксперимент: "Если незначительный шок вызывает судорожные движения, то не может ли более сильный шок вызвать... непрерывное оживление?"

Часто компонент объяснения/оправдания в подготовительном движении сюжета о проповеднике происходит в контексте спора или дебатов. Например, в пьесе Кэдди "Джекилл и Хайд" теория Джекилла, мотивирующая его эксперимент, изложена в 1-м акте, сцена 1, в которой доктор Лэньон и Джекилл продолжают свой еженедельный спор о том, является ли тело частью мозга. В фильме Рубена Мамуляна "Доктор Джекил и мистер Хайд" объяснение/оправдание открывается в форме "дерзкой" лекции.

Подготовительная часть может предваряться или перемежаться некоторыми установочными сценами, которые знакомят нас с местом действия истории, а также с персонажами, отличными от проповедника. Часто этими персонажами могут быть люди, которые особенно близки проповеднику; установление личных, семейных и/или любовных отношений проповедника может быть очень важным в некоторых вариантах этой сюжетной формы. Ведь они не только часто оказывают сопротивление эксперименту, позволяя проповеднику оправдывать его; но и впоследствии (как мы увидим), когда эксперимент идет наперекосяк, он часто ставит под угрозу близких экспериментатора, тем самым давая ему мотив для признания, а также создавая саспенс.

Подготовительное движение сюжета о проповеднике - как и каждый из его более или менее стандартных компонентов - может повторяться, так же как повторяются функции сложного сюжета об открытии. Более того, объяснительные и обосновывающие элементы подготовительного движения поддерживают ту игру рациоцинации и драматизм доказательства, которые присутствуют в функциях открытия и подтверждения, рассмотренных выше. Несомненно, рассуждения, демонстрируемые проповедниками, строго говоря, являются бессмыслицей; тем не менее, они имеют форму аргументации и демонстрации, и какой бы несостоятельной она ни была на самом деле, она позволяет получить формальное удовольствие от таких упражнений.