The Phoenix (СИ)

Она смеется. Ярко, солнечно. Когда она в последний раз так смеялась? Мы несемся домой под дешевой, промокшей насквозь и совершенно не спасающей газетой. Моя толстовка была слегка великовата Воображале, но придавала ей какую-то особую, забавную воинственность. Словно она примерила мои доспехи.

– Какой же ты лузер, Джексон. Единственный раз в году мы выбрались в парк, – все еще поддевает меня Аннабет.

И никакой отдышки, будто она и не бежала два километра. Мы сворачиваем на нашу улицу, а я на ходу достаю ключи. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди, а дыхание сбивается окончательно. Чейз все смеется, кутаясь в складки моей толстовки. Минуя входные двери, мы взбегаем на третий этаж. Смех. Радость. Счастье. Смотреть на ее мокрое лицо и не видеть больше ни крови, ни отчаянья, ни страха. Все еще надрывно хохоча, мы вваливаемся в квартиру.

Вокруг серое марево, за окном бушует осенний ливень, а посреди коридора все еще валяются коробки с вещами. Да, мама говорила распаковать их сразу, но это первая неделя нашей совместной жизни. Мне семнадцать, а после «круиза» в Тартар я чувствую себя лет на сорок. Гребаные коробки с новой посудой, литературой Воображалы и прочим хламом, я думаю, могут подождать.

– Эй, я в душ первый, – задыхаясь, предупреждаю я.

– Рыбьи Мозги, не будь придурком, – счастливо отвечает Аннабет. – Я слабая, промокшая девушка. Преимущество за мной.

– Я замерз.

– Ты мог остановить дождь, если бы захотел, – стягивая мою толстовку, перечит она.

На самом деле, она права. Но честное слово, этот заразительный смех, трепещущее счастье, странное, забытое чувство легкости нельзя было портить хорошей погодой. Она снова улыбается мне, выкручивая волосы. Кажется, я и забыл, каково это быть подростком без проблем с очередным богом, титаном, одуревшим от злобы монстром. Как же сложно быть полубогом, и как легко вновь стать человеком.

– Ты переоцениваешь мои способности, Воображала. Иди сюда, – протягивая руки навстречу Аннабет, говорю я.

Девушка несколько секунд сомневается, но потом, обреченно вздохнув, неловко прижимается ко мне.

– Говорит мне тот человек, что вытащил нас с того света, – сипло отзывается она.

– Ты снова об этом, мы ведь уже говорили на этот счет, – обрываю ее я. – Я – не герой, помнишь?

– В таком случае, ты тысячу раз не герой, Перси. Просто… Сложно осознавать, что я так завишу от тебя. В том смысле, что ты тысячу раз спасал меня… Что поддерживал, не бросал умирать в одиночку…

– Просто скажи, что ты меня любишь. Этого будет достаточно, – улыбнувшись, прошу я.

Серые глаза загораются пляшущими огоньками. Аннабет всегда поражала меня своим умным, честным и решительным взглядом. Словно для этой девушки и не существовало страха. Бесстрашие – ее третье имя. Второе, по праву, занимает Мудрость.

Она вырывается из моих объятий.

– Ты действительно слишком мокрый для того, чтобы я обнимала тебя.

– Предательница!

– Лузер, – скрываясь в комнате, кричит Аннабет.

– Тебе не избежать мести. Беги, Воображала, иначе…

На одной из коробок валяется диванная подушка – мое новое оружие. Я бесшумно ступаю по паркету. Дурачится, издеваться, выводить Аннабет теперь мое повседневное, пусть и неоплачиваемое занятие. Я бы смог срубить на этом миллионы, до тех пор, пока сероглазая не пырнет меня ножом.

В комнате царит полутьма. Ее ссутулившаяся фигура замерла у одной из стены. Я подхожу ближе и замечаю, что ее ладошка скользит по корову стены, будто рисуя что-то. Она снова задумалась, снова в ее голове стучали механизмы. Наверное, я любуюсь ею в такие моменты. Серьезная, сосредоточенная, словно отключившаяся от реальности Аннабет завораживала меня. Бред.

Я отмахиваюсь от этих мыслей и заношу подушку над ее растрепанными, слипшимися волосами. Но прежде, чем я успеваю нанести сокрушительный удар, Воображала произносит:

– Фотографии. Мы могли бы увешать ими всю стену.

Подушка опускается на пол, а Аннабет медленно оборачивается ко мне. В полутьме комнаты я замечаю, что ее лицо приобрело пунцовый оттенок, словно она сказала что-нибудь неприличное. Хотя можно ли применить это словно говоря о Воображале?

– Почему бы и нет? Как в комнате Славы, верно?

– Теперь мы не часто будем бывать в лагере,– она прячет глаза, слабо улыбаясь. – Ностальгия.

– Мы выросли в этом месте, было бы странно, если мы не скучали по нему.

– Перси…

Я не сразу понял в чем дело. То есть, если бы не ее странный, смущенный тон и порозовевшие щеки, я бы и не обратил на эту деталь никакого внимания. Аннабет стояла передо мной в одном нижнем белье. Кажется, я перестал дышать. Появилось столько вариантов выхода из этой ситуации, что мозг буквально надрывался от перегруза. Я пытаюсь улыбнуться, отвести взгляд, в конце концов, вздохнуть. Главное не подавать виду. Главное превратить все в неудачную шутку.