– У меня болит голова, – я обнимаю ее, перебирая пальцами золотые пряди ее пахнущих пряностями волос.
Сердце запоздало ударяется о ребра, дыхание девушки у моей шеи, по-прежнему сводит с ума, а спокойные движения даются мне с трудом. Я готов снова и снова усыпать ее тело влажными поцелуями. Желание сражается с трезвым рассудком, и лишь вдыхая аромат корицы, что спутан в ее влажных волосах, я чувствую расслабление.
Может быть, я пожалею об этом, но ждать от Воображалы подачек не входило в мои планы. Пускай однажды она почувствует тоже, что и я. Если это вопрос времени, я смогу подождать еще немного. Это ведь мы. Это ведь сильнее монстров, проблем богов, ненависти титанов. Это ведь больше похоже на вечность.
Металл ударяется о металл, в ту самую секунду, когда небосвод разражается громом. Бой окончен. Брат Клариссы распластался в луже, я – едва живой, слабый и вымокший до нитки – остался стоять на ногах. Это победа.
Кларисса буквально вспыхивает яростью. Она шипит, расталкивает своих зазевавшихся собратьев, громко ругается, но меня это уже не волнует. Анаклузмос обращается ручкой за доли секунд, но прежде чем уйти прочь с арены я замечаю колючий и недовольный взгляд претора. Рейна сменила теплую зимнюю куртку стеганым плащом с капюшоном. Она кажется еще более суровой.
– Почему мы должны ждать тебя, Перси? Ты разве особенный? – подойдя ближе, спрашивает Рейна.
– Мы?
– Собрание Совета уже началось, – отчеканивает она, глядя мне прямо в глаза.
(Fallulah – Give Us A Little Love)
– Уймись, Вальдес, – нервно одергиваю я сына Гефеста.
Но он продолжает выстукивать костяшками пальцев по деревянному покрытию стола, даже не обернувшись на меня. Странно, это ведь не раздражает меня, с чего бы так заводится? Наверное, все потому, что напротив меня сидит Аннабет. Она прожигает меня взглядом, но на любые вопросы окружающих отвечает сдержано, четко, внятно.
Меня раздражает ее лживая маска безразличия. Я же не настолько слеп, чтобы не заметить ее красные, опухшие, будто ото сна, глаза. И это бесит вдвойне. Логика подвела Аннабет на этот раз. Вместо того, чтобы попросту объяснится со мной, она сбежала с поля боя. Как низко, Воображала.
Наша злосчастная семерка расположилась в Круглом Зале в ожидании Хирона, Мистера Д. и остальных заседателей Собрания. Те, кажется, не торопились, даже не смотря на то, что дочь Беллоны отправилась за ними около четверти часа назад. Обстановка за столом с ее уходом стала только хуже. Всю напускную серьезность и хамство Рейны мы не принимали к сердцу, зато полыхающую ненавистью атмосферу между мной и Воображалой заметили все. Когда Пайпер попыталась отшутиться по поводу нас двоих, Аннабет послала ей самый злорадный взгляд, на который она была только способна. Считает, что я не заметил.
Наконец, краем уха я узнаю знакомый, размеренный топот копыт своего учителя.
– С добрым вечером, полукровки, – монотонно произносит он.
Мы откликаемся слабым мычанием. То ли от усталости, то ли от напряжения. Хирон пропускает Рейну и становится во главе стола.
– Поскольку все в сборе… Думаю заседание Совета может быть открытым.
Раздражает его начальственный тон. Мы же не виделись, можно быть и повежливее. Я верчу в руках Анаклузмос, стараясь не поднимать глаз выше полировки стола.
– Предлагаю перейти сразу к сути, потому что времени у нас осталось слишком мало, – вмешивается Рейна.
– Но разве это все присутствующие? – удивленно спрашивает Фрэнк. – Раньше это было заседанием с участием Козлоного Совета, я не ошибаюсь?
Дочь Беллоны скалится и кидает в сторону Фрэнка убийственный взгляд, но прежде, чем выдать что-нибудь едкое, её перебивает спокойный голос Хейзел:
– Он поинтересовался, Рейна. Стань хоть на секунду человеком.
Претор ошарашено смотрит на дочь Плутона. Я восхищенно гляжу на решительную, а прежде смущающуюся, словно спрятавшуюся ото всех Хейзел. В тихом омуте черти водятся, верно?
– Мы хотели перейти к сути, – прокашлявшись, вмешивается Хирон. – Думаю, вы заметили, что в лагере стало малолюдно. Учитывая количество обнаруженных и опознанных богами полукровок, могу сказать, что все хуже, чем мы могли предполагать. К концу прошлого года в лагерь пожаловало двадцать четыре новобранца, что в четыре раза меньше, чем в прошлом году. Сатиры разводили руками – запах обрывался, а учуять его вновь не удавалось ни одному из них. Я списал это на ослабленное состояние богов после войны. Но Дионис опроверг мои догадки, а Олимп попросту не отвечал на мои вопросы. Боги продолжали признавать своих отпрысков, но их пропажа, выражаясь языком олимпийцев, «не в их компетенции».
В ушах застучал пульс. Дети пропадали, а им хоть бы хны? Никому не посоветую такой родни. Надеюсь, в список горе отцов не входил Посейдон. Я нервно сжимаю ручку в руках, будто ее возможно сломать.
– Если мы правильно тебя понимаем, – начала Аннабет, и меня передернуло от ее пустого голоса, – полукровки просто исчезают? Почему ты не решил, что это монстры?