The Price (ЛП)

Ведьма выглядит немного сочувствующей, судя по складке меж её бровей. Это напоминает Дереку мучительные выражения Стайлза в те редкие моменты, когда он смотрит на Дерека и пытается вспомнить свои былые чувства.

— Это была сильная эмоция, молодой волк. Вы должны гордиться тем, что поспособствовали этому.

Его взгляд скользит вправо, а Стайлз уже смотрит на него с болезненным выражением вперемешку с отчаянием, сожалением, досадой, желанием, и на секунду Дерек может почти себя убедить, что это всё относится к нему. Но это пассивное чувство. Стайлз желает хотеть, желает чувствовать то, что описывает ведьма, и эта эмоция раздирает кровавые полосы на груди Дерека.

Он моргает, закрывает глаза и держит их в таком положении, сжимая их, пока не слышит давление в ушах, пока не чувствует влагу на ресницах, что появилась, возможно, от чрезмерного напряжения.

Это не было неожиданностью. Он этого и ожидал.

За стискиванием зубов, всматриванием в черноту своих век и за собственными попытками собраться с мыслями, он рассеянно слышит заявление ведьмы:

— Хотя это, возможно, было несправедливо с моей стороны, забрать это настолько быстро. Я не могу вернуть то, что исчезло, без риска для вашего города, но я могу дать вам одно мгновение, если вы хотите. Эхо той эмоции. Вы хотели бы попрощаться?

И глаза Дерека открыты, дико перескакивая с ведьмы на Стайлза.

Эхо, мгновение, прощание.

Стайлз улыбается, кивает.

— Сделай это.

***

Ведьма поднимается с кресла, как будто она вообще никогда не была связана, прикасается пальцем ко лбу Стайлза, и отступает.

Секунду он не чувствует ничего. Всё тот же прежний Стайлз живет в своём же прежнем Стайлзовом мозгу. Что… печально, на самом деле. Может быть, его любовь к Дереку не была всем, что…

Дерек.

Это всё разом обрушивается на него, проходит дрожью сквозь него, затопляя каждый его дюйм. Всё остальное теряет смысл, за исключением его эмоций, от силы которых он бы свалился наземь, если бы его не поймала пара рук. Он дрожит, отчаянно в них вцепившись, рыдая и болезненно дыша в ткань футболки.

— Стайлз… ты в порядке?

Это Скотт. Со Скоттом он может справиться. О Скотте он может думать, не чувствуя при этом, как умирают крошечные кусочки его души. Он жмурит глаза, и слезы, вырывающиеся из них, пропитывают футболку, и Боже, он прежде и не осознавал, что был настолько пустым.

— Скотт, я не… я не знаю…

— Стайлз, — тихо говорит Скотт. — Поговори с Дереком.

Точно. Дерек в комнате. Дерек — не просто чувство в его сердце, в его голове, несущееся сквозь него и оставляющее его слабым, отчаявшимся, напуганным. Он здесь.

И его глаза тут же распахиваются, потому что, кто знает, сколько времени у него в запасе, насколько хватит «эхо», подпрыгивающее внутри него. Он вяло отталкивается от груди друга, осматривая комнату для того, чтобы…

— Дерек.

Тот стоит приблизительно в трех метрах от него, изолированный от всех остальных, плечи и челюсть сжаты, а во взгляде столько страха, боли, и надежды. Этого достаточно, чтобы вновь вырвать из Стайлза рыдания, а тысяче словам царапать его горло. Все, что выходит, это хриплое и прерывистое, опять же, — Дерек.

Он движется вперед, словно на автомате, спотыкаясь на этих пяти бесконечных шагах, чтобы дойти до него.

И он никогда ничего не говорил, не делал ничего, когда это действительно имело значение. Когда он ещё по-настоящему это чувствовал. Какого черта он потратил все это время? Почему они оба это сделали?

Он никогда не целовал Дерека так, будто он для него — весь мир, не обнимал его так крепко и не находил утешение в его тепле, он никогда не говорил ему, насколько он важен и насколько он заслуживает того, чтобы быть счастливым… А сейчас Дерек смотрит на Стайлза так, словно боится его, словно может убежать, если бы не был слишком парализован, чтобы двигаться, и когда Стайлз обвивает руки вокруг него, он такой напряженный. Дрожащий. Он не двигается, чтобы обнять в ответ и…

Черт, это всё неправильно. Дерек обнимал его раньше, Дерек поцеловал его и жаждуще выдыхал слова в его кожу, и он помнит это, помнит достаточно, от чего его ноги слабеют от необходимости всего этого. Но теперь это важно, теперь это значит все, а Дерек словно охладел.

Настала очередь Стайлза.

— Я люблю тебя. Люблю… Дерек я-я… — это всё, на что его хватает, прежде чем замолчать. Слеза падает на шею Дерека, и он целует её, влажно и неряшливо, тяжело втягивая носом воздух и быстро выдыхая.

Он превратился в размазню. Глаза опухли от рыданий и, более того, у него есть хрен знает сколько ещё секунд заботы о том, что Дерек о нем думает и собирается ли он прекращать этот их плаксивый беспорядок? Он отрывисто дышит и чувствует, как руки Дерека неуверенно оборачиваются вокруг него. Так, словно они никогда не прикасались друг к другу раньше.

Когда лицо Дерека опускается, зарываясь в его шею, он дрожит ещё сильнее. Все его тело вибрирует, наверстывая восемь месяцев эмоционального простоя, и он чувствует вину, Боже, вину…