The Silent Woman: Sylvia Plath And Ted Hughes

ПЕРВАЯ из отрицательных рецензий на «Горькую славу» - мощный предвестник – появилась 28 сентября 1989 года в книжном обозрении «The New York Review of Books» и принадлежала английскому писателю А. Альваресу. Выбор Альвареса в качестве рецензента «Горькой славы» был логичен. Он одним из первых в Англии признал талант Плат и, будучи редактором отдела поэзии газеты «Observer» в шестидесятых, опубликовал несколько ее стихотворений. В 1971 году он сам написал воспоминания о Плат, они были опубликованы в первой главе «Жестокого бога», книги, которую он написал о самоубийстве, и это была первая попытка рассказать о смерти Плат в печатной форме. Подобно мемуарам Дидо Мэрвин, подобно любым мемуарам произведение Альвареса автобиографично, но то, что Мэрвин делает наивно и неосознанно, он делает коварно и умышленно. Он воплощает свои воспоминания о Плат в некой аллегории стремления к суициду: депрессия и разлад в его собственной жизни (он рассказывает нам, что десятью годами ранее проглотил сорок пять таблеток снотворного) сплавился и метафорически воплотился в последнем акте ее жизни, когда она поставила на кон судьбу, как охарактеризовал это Альварес и как поступил он сам, и проиграла. Альварес спорит, сообщает пугающие подробности о том, что Плат предполагала, что ее найдут и спасут, а умерла только из-за странного стечения обстоятельств. Его аргументы - веские и шокирующие.

Но это – второй нарратив, некая суб-аллегория, придающая мемуарам Альвареса яркость и статус основополагающего текста легенды Плат. Это нарратив потока силы между мужем и женой – история о том, что на протяжении двух лет знакомства Плат и Хьюза Альварес наблюдал, как сила перетекала от одного к другому, подобно тому, как вода перетекает из одного кувшина в другой. Сначала муж был полным сосудом. «Это было время Теда», - пишет Альварес о Хьюзе времен первой с ним встречи в Лондоне весной 1960 года: только что вышел второй сборник стихотворений Хьюза «Луперкаль», Альварес считал, что это «лучшая книга молодого поэта из всех, которые я читал за время своей работы в «Observer». Далее Альварес описывает самого поэта: «Он был высоким крепким мужчиной в черном вельветовом пиджаке, черных брюках, черных туфлях, его темные волосы свисали неаккуратными космами, у него были длинные остроумные губы. Власть была в его руках». А вот Плат, по его словам, была всего лишь банальной маленькой домохозяйкой, «оживленно американской: яркая, чистая, компетентная, похожа на молодую женщину в кулинарной рекламе». Тогда Альварес не особо ее замечал. Он сообщает о неловком моменте, когда они с Хьюзом собрались выйти (они гуляли вдвоем или ходили в паб, пока Плат оставалась дома), Плат робко его остановила и напомнила о своем стихотворении, которое он принял к публикации в «Observer» в прошлом году. Сначала Альварес не понял, что она имеет в виду – он просто не связал яркую аккуратную домохозяйку с миром поэзии и не знал, что она подписывает свои произведения фамилией Плат. В том же году, когда первый сборник Плат «Колосс» вышел в Англии, Альварес написал на него рецензию в «Observer». «Кажется, книга соответствует ее образу, который сформировался в моем воображении: серьезная, одаренная, сдержанная, по-прежнему находящаяся в массивной тени мужа», - пишет он в воспоминаниях. Он хвалил стихи Плат за техническое мастерство, но чувствовал, что что-то утаивается: «В большинстве стихотворений ощущались скрытые ресурсы и тревоги, для которых еще не было выхода».

Альварес поехал в Америку, чтобы преподавать там в течение семестра, а когда вернулся в Лондон в феврале 1961 года, его связь с парой ослабла: «Тед разлюбил Лондон, и его терзала мысль о необходимости сбежать, Сильвия болела – сначала выкидыш, потом – аппендицит, а у меня были свои собственные проблемы – развод». Когда он встретился с Хьюзом в следующий раз, в июне 1962 года, они жили в Девоне, в Корт-Грин, старом поместье с соломенной крышей и мощеным двором, рядом был заброшенный огород и сад, церковь двенадцатого века. Теперь, по словам Альвареса, пришло время Сильвии:

«В январе у них родился новый младенец, мальчик (Николас), и Сильвия изменилась. Она больше не была тихой и сдержанной, не была хозяйственным придатком к могущественному супругу, кажется, она снова стала солидной и завершенной, снова стала женщиной, которая принадлежит себе. Может быть, рождение сына было как-то связано с этой новой уверенностью. Но в ней появилась также острота и яркость, и, кажется, что-то еще. Именно она показала мне окрестности дома и огород, электрические устройства, свежеокрашенные комнаты, сад…были ее собственностью».

 

И Тед: он «кажется, был решительно настроен сидеть и играть с маленькой Фридой (своей двухлетней дочерью), преданно вцепившейся в него». Альварес добавляет слегка раздраженно: «Поскольку брак казался крепким и дружным, думаю, он не осознавал, что баланс сил к тому времени изменился в ее пользу».