The Story of Civilization 10

"Друг мой, - сказала она мне, - я немедленно отправляюсь в Женеву; моя грудь в плохом состоянии, а здоровье настолько подорвано, что я должна поехать и посоветоваться с Трончином". Я был еще более удивлен этим решением, принятым так внезапно и в начале плохого времени года. ...Я спросил ее, кого она возьмет с собой. Она сказала, что своего сына и [его воспитателя] господина де Линана; затем она небрежно добавила: "А вы, дорогая, разве вы не поедете тоже?" Поскольку я не думал, что она говорит серьезно, зная, что в это время я едва ли мог ходить в свою комнату [то есть ездить между Ла Шевретт и Эрмитажем], я пошутил над полезностью одного больного для другого. Сама она, похоже, не собиралась делать это предложение всерьез, и на этом дело было прекращено.34

У него были веские причины не ехать с мадам: недуг не позволял, да и как он мог оставить Терезу? К тому же сплетни шептали, что его хозяйка беременна, предположительно от Гримма; Руссо на какое-то время поверил в эту историю и похвалил себя за то, что избежал нелепой ситуации. Бедная женщина говорила правду: она страдала от туберкулеза; похоже, она искренне желала, чтобы Руссо сопровождал ее; и почему бы ему не быть счастливым вновь посетить за ее счет город, которым он так гордился как Citoyen? Зная о ее чувствах, Дидро написал Руссо письмо, в котором убеждал его серьезно отнестись к ее просьбе и удовлетворить ее, хотя бы в качестве некоторой компенсации за ее благодеяния. Он ответил в своем характерном стиле:

Я понимаю, что мнение, которое вы высказываете, исходит не от вас. Кроме того, что я не склонен терпеть, когда меня водят за нос под вашим именем третьи или четвертые лица, я замечаю в этом вторичном совете некоторую скрытность, которая плохо согласуется с вашей откровенностью, и от которой вы, как на свой счет, так и на мой, в будущем лучше воздержаться.35

22 октября он взял письмо Дидро и свой ответ Ла Шевретте и прочитал их "громким, ясным голосом" Гримму и госпоже д'Эпинэ. Двадцать пятого она уехала в Париж; Руссо отправился к ней, чтобы неловко попрощаться; "к счастью, - рассказывает он, - она уехала утром, и у меня еще было время пообедать с ее невесткой" в Эбонне.36 Двадцать девятого числа (согласно воспоминаниям мадам д'Эпинэ) он написал Гримму:

Скажите, Гримм, почему все мои друзья утверждают, что я должен сопровождать мадам д'Эпинэ? Я ошибаюсь, или они все околдованы? ...Госпожа д'Эпинэ отправляется в красивом почтовом автобусе, сопровождаемая мужем, воспитателем сына и пятью или шестью слугами. ... Смогу ли я выдержать поездку в почтовом автобусе? Могу ли я надеяться проделать столь долгий путь так быстро и без происшествий? Остановится ли он каждый миг, чтобы я мог сойти, или я ускорю свои мучения и последние часы, будучи вынужденным сдерживать себя? ... Мои преданные друзья... [похоже] намерены до смерти меня измучить".37

30 октября мадам д'Эпинэ уехала из Парижа в Женеву. 5 ноября Гримм (согласно "Мемуарам") ответил Руссо:

Я сделал все возможное, чтобы не отвечать определенно на ужасные извинения, которые вы мне адресовали. Вы вынуждаете меня сделать это. ...Я никогда не считал, что вы должны были сопровождать мадам д'Эпинэ в Женеву. Даже если бы вашим первым побуждением было предложить ей свою компанию, она должна была бы отказаться от вашего предложения и напомнить вам о том, чем вы обязаны своему положению, своему здоровью и женщинам, которых вы втянули в свое затворничество; таково мое мнение. . . .

Вы смеете говорить со мной о своем рабстве, со мной, которая более двух лет была ежедневным свидетелем всех доказательств самой нежной и щедрой дружбы, которую дарила вам эта женщина. Если бы я мог простить вас, я бы считал себя недостойным иметь друга. Я никогда больше не увижу вас в своей жизни и буду считать себя счастливым, если смогу изгнать из памяти воспоминания о вашем поведении. Я прошу вас забыть меня и больше не беспокоить.38

Из Женевы мадам д'Эпинэ писала Гримму: "Я получила благодарность Республики за то, как я обошлась с Руссо, и официальную депутация часовщиков по тому же вопросу. Здешние жители относятся ко мне с почтением из-за него".39 Трончин предупредил ее, что она должна будет оставаться под его опекой в течение года. Она была частым гостем в домах Вольтера в Женеве и Лозанне. После некоторой задержки Гримм присоединился к ней, и они провели восемь месяцев в счастье*.

23 ноября 1757 года Руссо (по его словам) написал ей следующее:

Если бы можно было умереть от горя, меня бы сейчас не было в живых. ...Дружба, мадам, между нами угасла, но то, что больше не существует, имеет свои права, и я их уважаю. Я не забыл вашей доброты ко мне, и вы можете ожидать от меня такой благодарности, какую только можно испытывать к человеку, которого я больше не могу любить. . . .

Я хотел уйти из Эрмитажа, и я должен был это сделать. Мои друзья считают, что я должен оставаться там до весны; и поскольку мои друзья желают этого, я останусь там до тех пор, если вы согласитесь.40