Как утешительно для философа, который сокрушается об ошибках, преступлениях, несправедливости, все еще загрязняющих землю, и жертвой которых он так часто становится, это представление о человеческой расе, освобожденной от оков, ... продвигающейся твердым и уверенным шагом по пути истины, добродетели и счастья! Именно созерцание этой перспективы вознаграждает человека за все его усилия по содействию прогрессу разума и защите свободы. ... Такое созерцание является для него убежищем, в котором память о его гонителях не может преследовать его. Там он живет в мыслях с человеком, восстановленным в его естественных правах и достоинствах, и забывает о человеке, истерзанном и испорченном жадностью, страхом или завистью. Там он живет вместе со своими сверстниками в Элизиуме, созданном разумом и одаренном самыми чистыми удовольствиями, известными человеколюбию.121
Это исповедание веры было почти криком человека, сознающего, что смерть ищет его. Опасаясь, что мадам Верне может пострадать, если ее уличат в том, что она приютила его, Кондорсе отдал ей на хранение свою рукопись и, несмотря на ее протесты, переодетым покинул ее дом. Проблуждав несколько дней по окрестностям Парижа, он попросил еды в трактире. Его внешний вид и отсутствие документов, удостоверяющих личность, вызвали подозрения; вскоре его опознали как аристократа, арестовали и отвезли в тюрьму в городе Бур-ла-Рен (7 апреля 1794 года). На следующее утро он был найден мертвым в своей камере. Его первый биограф полагал, что Кондорсе носил яд в кольце и проглотил его; но в отчете врача, осмотревшего тело, смерть Кондорсе объясняется тромбом в кровеносном сосуде.122 Конвент, получив и ознакомившись с проспектом, распорядился напечатать три тысячи экземпляров на государственные средства и распространить их по всей Франции.
V. ФИЛОСОФЫ И РЕВОЛЮЦИЯ
Берк, де Токвиль,123 и Тэн124 согласны с тем, что философы Франции, от Бейля до Мабли, были главным фактором, приведшим к Революции. Можем ли мы согласиться с выводами этих блестящих консерваторов?
Все выдающиеся философы выступали против революции, направленной против существующих правительств Европы; напротив, некоторые из них возлагали надежды на королей как на наиболее практичные инструменты реформ; Вольтер, Дидро и Гримм поддерживали отношения дружбы, если не обожания, с тем или иным из наиболее абсолютных современных правителей - Фридрихом II, Екатериной II, Густавом III; Руссо был счастлив принять Иосифа II Австрийского. Дидро, Гельвеций и д'Ольбах выступали с критикой королей вообще, но никогда в своих сохранившихся произведениях не выступали за свержение французской монархии.125 Мармонтель и Морелле открыто выступали против революции;126 Мабли, социалист, объявил себя роялистом;127 Тюрго, кумир философов, стремился спасти, а не уничтожить Людовика XVI. Руссо выдвигал республиканские идеи, но только для небольших государств; революция приняла его теории и пренебрегла его предостережениями. Когда революционеры сделали Францию республикой, они делали это, опираясь не на французских философов, а на греческих и римских героев Плутарха; их кумиром был не Ферней, а Спарта и республиканский Рим.
Философы обеспечили идеологическую подготовку Революции. Причины были экономическими или политическими, формулировки - философскими; действие основных причин было сглажено благодаря разрушительной работе философов по устранению таких препятствий на пути перемен, как вера в феодальные привилегии, церковную власть и божественное право королей. До 1789 года все европейские государства полагались на помощь религии в привитии святости правительств, мудрости традиций, привычки к повиновению и принципов морали; некоторые корни земной власти уходили в небеса, а государство считало Бога начальником своей тайной полиции. Шамфор, когда Революция была в процессе, писал, что "священство было первым оплотом абсолютной власти, и Вольтер низверг его".128 Де Токвиль в 1856 году считал, что "всеобщая дискредитация, в которую попала всякая религиозная вера в конце XVIII века, оказала, без сомнения, самое большое влияние на весь ход Революции".129
Постепенно скептицизм, которым была пропитана старая теология, перешел к изучению светских институтов и дел. Философы осуждали бедность и крепостное право, нетерпимость и суеверия, стремились уменьшить власть феодалов над крестьянством. Некоторые аристократы признали силу сатиры, которая на них нападала, а многие потеряли уверенность в своем врожденном превосходстве и традиционных правах. Слушайте графа Луи-Филиппа де Сегюра:
Мы были презрительными критиками старых обычаев, феодальной гордости наших отцов и их сурового этикета. ...Мы с энтузиазмом следили за философскими доктринами, которые исповедовали остроумные и смелые писатели. Вольтер привлекал наш интеллект, а Руссо трогал наши сердца. Мы получали тайное удовольствие, наблюдая за тем, как они разрушают старые рамки. ...Мы наслаждались одновременно преимуществами патрициата и удобствами плебейской философии".130