The Trading Game: A Confession

Руперт ничего не сказал мне, пока мы шли. В этом не было ничего необычного. Когда мы с Рупертом оказывались где-нибудь вдвоем, только вдвоем, мы говорили, когда Руперт хотел говорить. Часто это было не так уж часто.

Затем Руперт заговорил со мной, не поворачивая головы и не прерывая своего шага,

"Гэри. Знаешь, когда ты только пришел сюда работать, мы однажды гуляли по Канарскому уорфу, вот так, и я помню, как ты смотрел вверх и по сторонам, пока мы шли, на верхушки башен".

После этого он замолчал, не задав ни одного вопроса, и его слова повисли передо мной в воздухе.

Я заполнил тишину чем-то безымянным и банальным, и прошло некоторое время, прежде чем он снова заговорил, как будто я ничего не сказал. "Ты больше так не делаешь. Ты не смотришь на небоскребы".

Он снова не задал ни одного вопроса, и на этот раз я просто ждал, и в конце концов он сказал: "Знаете, это место похоже на Уотершип Даун. Единственные люди, которых вы здесь видите, - это выжившие. А вот кого вы не видите, так это тех, кто проиграл".

И я подумал: "Что это за "Уотершип Даун"?". Когда я вернулся домой, я посмотрел, что это книга о кроликах.

После этого наступила пауза, во время которой мы не разговаривали, а просто шли, бок о бок, сквозь холод, и в конце концов самые высокие небоскребы остались позади, и немного солнца достигло нас, тогда, на земле.

"Знаешь, Гэри, у меня проблема".

Это было нехарактерное для Руперта заявление, и оно застало меня врасплох. Он смотрел не на меня, а вперед и вверх, в том направлении, куда он шел, на небо.

"Всякий раз, когда я встречаю кого-то, - продолжил он, - мне нужно сразу же, как только я с ним знакомлюсь, знать, лучше он меня или хуже".

И я ничего не сказала. Я просто наблюдала за ним, пока мы шли. Мне очень хотелось узнать, что он скажет.

"И тогда, если они лучше меня, я ненавижу их, ненавижу за то, что они лучше меня".

И затем пауза.

"Но если они хуже меня, то я их презираю, и это еще хуже, потому что они хуже меня. Я презираю их за это".

И я ничего не сказал в ответ на это. Да и что я мог сказать? И мы вместе пошли на западную оконечность острова собак, в тот дорогой испанский ресторан у реки, и там вместе съели целого поросенка.

После этого на столе раздался бешеный тон. Хотя никто никогда по-настоящему не любил Спенглера, кроме меня и, наверное, Джей-Би, все знали, что Руперт поступил неправильно. Нельзя просто так трахать такого парня. Нужно было обсудить это.

Оказалось, что Руперт даже не разговаривал с Калебом, а отправился через голову Калеба к его боссу в Нью-Йорке - огромному слизняку, который не мог дышать без громких звуков и оставлял за собой серебристые следы, куда бы ни пошел. Неделю назад Слизняк приезжал в Лондон, и Руперт сразу же отправился к нему. Это означало, что никто не имел права голоса, даже Калеб. Ни Джей-Би, ни Билл, ни, конечно, сам Шпенглер.

Беспокойство было ощутимым, оно витало в воздухе, и его запах смешивался с запахом другого большого вопроса, вонь от которого доминирует на всех торговых площадках в это время года. Вопрос, который однажды станет доминировать в моей собственной жизни, - большой вопрос.

Вы хотите получить деньги?

Одной из самых безумных из многих безумных вещей на торговых площадках в те времена было то, как трейдеры получали зарплату.

В тот год Билли и Хонго заработали для банка более ста миллионов долларов каждый. И еще несколько человек не отставали. Но это не имеет никакого значения, если тебе не платят. Эти парни получали зарплату, которая, я был уверен, намного больше моей. По моим прикидкам, они зарабатывали, наверное, семьдесят или восемьдесят тысяч, хотя точно я не знал. Но даже если вдвое больше, это гораздо меньше, чем сто миллионов долларов.

Сколько же вам заплатят за сто миллионов долларов? Я не имел ни малейшего представления. Цифры были настолько выше тех, к которым никто из сотрудников STIRT никогда не привыкал, что, думаю, никто и не знал.

Не было даже уверенности, что вам вообще заплатят. Помните Саймона Чанга с ужина у Шпенглера? Три года спустя он стал самым прибыльным трейдером во всем HSBC. Когда пришло время бонусов, банк ничего ему не заплатил, а просто уволил.

Это неизбежно создавало атмосферу напряженности. Все сидели на этих огромных PnL, в десять раз больше, чем они когда-либо делали для банка в своей жизни. Но никто не знал, что они заберут домой. Все задавались вопросом. А нам заплатят?

Получили вы деньги или нет, и сколько вам заплатили, казалось, зависело от целого ряда загадочных факторов. Я знал это, потому что трейдеры постоянно говорили о них. Конечно, у отдела были хорошие результаты, это очевидно, но у банка в целом, что еще более очевидно, был не самый лучший год. Очевидно, это был один из факторов, и выглядел он не лучшим образом.