There's no professor here (СИ)

Девушка торопливо убегает в сторону посадочного выхода, а я всё пытаюсь снова поднять щиты, но раз за разом теряю концентрацию, и они рушатся, не успев окрепнуть. К счастью, Хэнк берёт на себя управление моим креслом и увозит меня из толпы. Вне зала мне наконец удаётся поставить зыбкую дрожащую защиту, но всё же она заглушает голоса, и я могу сосредоточиться и достроить её. Опускать щиты я не рискую до самого дома.

Я отмахиваюсь от вопросов Хэнка. Это просто усталость. Жуткая усталость, бессонные ночи и слишком много людей вокруг. Только и всего. А сейчас в стенах особняка всё снова в порядке. Только руки ещё дрожат, никак не желая успокаиваться, но и это скоро пройдёт. Возможно, немного работы с Церебро будет кстати, он всегда помогал мне настроиться, лучше ощутить свои возможности. А времени на него у меня не было уже очень давно. Конечно, это поможет.

Особняк засыпает, оставляя мне всё меньше и меньше чужих мыслей. Пустые коридоры — это тоже по-своему отдых, а на нижнем этаже и вовсе редко кто-то бывает. Это позволяет наконец расслабиться и унять дрожь в пальцах, когда я надеваю на голову шлем. Он кажется ещё тяжелее обычного, но всё же мне приходится сдерживать учащённое от предвкушения дыхание. Церебро уже не раз был для меня спасением, придётся ему снова побыть им.

Несколько первых минут всё не так просто, мне приходится побороться с собой, прежде чем я ловлю нужную волну. Но это удаётся, и, вдохнув глубже, я позволяю себе раствориться в ощущениях. Я скольжу по чужим мыслям, словно по глади воды. Разглядывая, но не вглядываясь. Так, как это и должно быть. Как оно должно было быть и сегодня в аэропорту. Я просто немного... забыл. Образы текут неспешно, я не ищу ничего конкретного, просто наблюдаю.

Но внезапно, одним рывком, всё меняется, и меня утаскивает куда-то в сторону и вглубь. Очень далеко. Туда, где снова песок, и боль, и запах крови… и Алекс, из плеча которого вытаскивают пулю, прямо под палящим солнцем. Он знает, что не должен шуметь, но боль сильнее и… Я срываю шлем, задыхаясь от чужой боли. Сгибаюсь в кресле, едва не роняя его на пол. В глазах темно, к горлу подкатывает тошнота, я с трудом возвращаю шлем на место и спешу убраться отсюда подальше. Если бы было так просто сбежать… Всё, что я могу, это не позволять себе уснуть ещё несколько часов, потому что я знаю, что увижу, едва закрыв глаза.

А самое ужасное — я хорошо понимаю, что увидел это не просто так. Даже не потому, что Алекса ранили, тогда бы я почувствовал это чуть раньше. Нет, он звал меня. Он хотел моей помощи, пусть неосознанно, но пытался дотянуться до меня, как он делал это раньше, ещё в школе. И чем я ответил, что для него сделал?.. И мог ли? С Церебро, наверное, мог. Но я лишь шарахнулся прочь, и никакая сила не могла заставить меня вновь надеть шлем. Ни в эту ночь… ни в ещё очень многие за ней. Церебро остался покрываться пылью, словно обвинённый в предательстве, которого не совершал. Предателем на самом деле был я.

Очередной ночью сквозь путаницу образов ко мне вначале приходит ощущение смерти. Настолько сильное, что оно будит меня, и я, широко распахнув глаза, про себя считаю: раз… два… три… четыре… пять…

И только потом приходит боль.

Лето вступает в свои права, оставляя нас всего с восемью учениками в стенах школы. Да и они сейчас увлечены больше мыслями об отдыхе и каникулах, чтобы мучить их занятиями. Поэтому у меня появляется всё больше свободного времени, даже слишком много. После ещё пары неудачных попыток мне приходится смириться со сложностью выездов в город. Так же, как мне приходится смириться с фактом, что сила не слушается меня… Иногда чужие мысли начинают звучать слишком громко. Звенят в голове, мешают сосредоточиться, мешают думать. В особняке такого не случается, даже когда мы собираемся все вместе, и вокруг тоже немало людей. Но их мысли звучат для меня чем-то родным и привычным. С ними я чувствую себя спокойно.

Я пытался начать заниматься со своим даром так же, как занимался до этого с учениками, даже поделился какими-то мыслями с Хэнком, чем только порядком напугал его. Он добровольно предложил себя в качестве подопытного кролика. Но из этого ничего не выходит. Мы пробуем, проверяем — и всё вроде в порядке. Я ничуть не утратил навыков, я по-прежнему могу отлично читать его мысли, управлять ими, контролировать — даже лучше, чем прежде. И это всё работает. Но стоит мне снова очутиться в толпе людей, открыть сознание…

И достаются мне почему-то не мысли о погоде или домашних делах, а только страх, и боль, и отчаяние. Как будто это единственное, что осталось в мире. Как будто я не способен больше видеть ничто другое.

Однажды в школу заглядывает Элис, словно принеся с собой глоток свежего воздуха. Она живёт ближе всех, в соседнем городе, и, хотя счастливо проводит лето с родителями, всё равно находит время, чтобы навестить нас. Она очень привязана к школе и к малышам, а они обожают её.