Боль стала точкой фокусировки, в которой он нуждался, и он заморгал, чтобы прояснить зрение. Туманные тени заострились до бойцов Айдзу и Синсэнгуми, атаковавших его. Поэтому он схватился за рукоять своей катаны, сконцентрировал ки, чувствуя, как загорелись вены, и бросился в середину группы, бегущей к нему. Он резал и уклонялся, разворачивался, толкал, освобождая достаточно места для себя, чтобы свободно рубить, а затем убивал.
Одного стрелка из группы, которую он атаковал в первую очередь, он разрубил вместе с винтовкой хорошо поставленным рю-цуй-сен. Он перепрыгнул через другую цель, рассекая его ногу и человека, стоящего позади, ни на мгновение не останавливаясь, чтобы сохранить линии движений чистыми и эффективными, чтобы сохранить свою силу. Его не волновала боль, которую он причинял. Он не пытался сделать свои убийства элегантными или быстрыми. Он просто рубил там, где было наиболее эффективно, чтобы обезвредить или убить, и продолжал идти вперед. Это не было благородным боем. Не было кендзюцу.
Это было просто убийство и выживание ради убийства еще одной цели.
Любые легкие места, не покрытые броней: горло, подмышки, колени, – становились его мишенями. Когда это было невозможно, он просто усиливал свой клинок струйкой ки и прорезал от трех до пяти человек одним ударом, превращая вражеские отряды в груду плоти и крови, кричавшую и плакавшую, прежде чем замолчать и умереть один за другим.
Он резал и резал. И резал.
Он тяжело задыхался, когда наконец отпустил ки, стоя на коленях на грязной земле посреди убитых трупов и все еще теплых, разорванных частей тела. Никакой непосредственной угрозы поблизости не наблюдалось. Но постоянные звуки войны еще не прекратились.
Он не знал, как долго сможет продержаться.
Он глубоко вдохнул, затем выдохнул, прежде чем снова вдохнуть, изо всех сил пытаясь успокоить свое бьющееся сердце.
Знакомое прохладное и определенное присутствие ки приблизилось к нему.
Кеншин медленно поднялся на ноги, стараясь сдержать дрожь в коленях. Поднял взгляд.
Это был Сайто.
Как и он, командир Шинсэнгуми был весь в крови. В левой руке он лениво держал свой окровавленный меч. Во рту была зажженная сигарета, из которой поднимался дымок. Сайто взял сигарету в правую руку, вдохнул полной грудью дым и выпустил его – медленным, расслабленным движением, столь не характерным для этого ада.
Сайто стоял в тридцати футах от Кеншина, лениво курил и смотрел на него глазами, полными ненависти.
Кеншин устал, был истощен и болен. Если когда-нибудь и настанет день или момент в дне, когда он захотел бы возобновить свою борьбу с Сайто, то точно не прямо сейчас.
Он не знал, как долго они просто стояли, уставившись друг на друга посреди поля боя, как вдруг Кеншин понял, что стало тихо. Слишком тихо. Пушки перестали стрелять.
Крик пролетел сквозь жуткую тишину.
– Мы победили! Поднимите наш флаг! Поднимите Императорский флаг!
Мы победили?
Кеншин моргнул и повернулся, чтобы посмотреть через плечо.
Странный парчовый флаг с Императорским солнцем поднимался на холме, так что его было легко увидеть даже издалека.
– Сацума-Чоушуу победили! Повстанцы одержали победу!
… мы победили?
Кеншин заставил себя двигаться, чтобы убедиться… Шаг за шагом он пробирался вверх по склону. Императорский флаг был водружен на вершине, это бесспорно. Люди с обеих сторон остановились, чтобы посмотреть на него. Как враги, так и союзники. Все просто смотрели на флаг, как будто не могли поверить своим глазам.
Наконец, в зимнем лесу эхом отозвалось:
– Это победа Сацумы-Чоушуу!
Мужчины подняли свои мечи, кулаки и ружья в воздух, выражая ликование всем, что у них было.
Все… закончилось?
Кеншин просто стоял, и пустые слова сорвались с его губ.
– Итак… она началась. Новая эпоха … наконец-то.
Казалось, огромная тяжесть свалилась с его плеч, с его сердца. Все закончилось.
Он глубоко вздохнул, наслаждаясь глубочайшим облегчением внутри.
Вот и все.
Он медленно, осторожно, прихрамывая, спустился с холма. Каждый шаг отдавался болью, но это не имело никакого значения. Все закончилось. Вся боль, все его страдания … наконец-то закончились. Он шел по дороге, направляясь обратно в то место, где должен был находиться его лагерь, когда Сайто позвал его.
– Химура Баттосай!
Кеншин остановился. Медленно повернулся, чтобы посмотреть через плечо.
Сайто плюнул на землю, затем поднял меч.
– Не думай, что все кончено! Мир, может, и изменился… но для нас нет другого пути, кроме как жить и умереть от меча!
Кеншин молча смотрел на своего давнего врага. Жить и умереть от меча? Идеал самурая… но он не был самураем. Он никогда не был одним из них, независимо от того, что Кацура-сан договорился с кланами в Хаги, прежде чем привезти Кеншина с собой в столицу. Правда, когда-то Кеншин восхищался самурайскими идеалами и принципами. Он верил, что убийство может быть правильным и справедливым.
Теперь он знал, что это ужасная ложь. В убийстве нет справедливости.
Для Сайто у него был только один ответ. Кеншин шагнул вперед, поднял свою катану и вонзил клинок в землю.
Он любил эту катану.
Когда-то.