Тяжело в ученье, нелегко в бою. Записки арабиста

Да, чуть не забыл. Мы еще и честь патрулю отдать забыли. А за отданием чести в ТуркВО следили строго. Я привез из окружной газеты ТуркВО целую заметку под названием «Символично», в которой рядовой А. Матусевич писал, что «на ритуал отдания чести смотришь с восхищением и просто любуешься, когда двое военнослужащих молодцевато отдают честь друг другу. ‹…› Проходишь мимо командиров – поворачиваешь голову в его сторону (так в тексте. – А. М.) …И стыдно становится за сослуживца… который расслабляется в момент отдания чести». И далее: «Стыдно за вас, рядовые В. Хрисанов и В. Антонов, когда видишь, что вы поступаете так». Где теперь рядовые Хрисанов и Антонов, до каких чинов дослужился раскритиковавший их рядовой Матусевич?..

В нашем случае все бы и обошлось, но не то патрульный меня толкнул, не то я его задел. Короче, получилось нечто вроде нападение на патруль.

Друга моего отпустили, а меня повели. И не куда-нибудь, а к начальнику гауптвахты. Ведут и злорадствуют: «Будет тебе дыня». Слово «дыня» от военных я слышал первый раз, и оно меня озадачило: c одной стороны, ну что они мне могут сделать – завтра же на работу, кто будет вместо меня переводить? А с другой – черт его знает, не любят нас, переводчиков, за вольнодумство и нарушение формы одежды, так почему бы на одном из них ни отыграться.

Короче, приводят к начальнику гауптвахты, глядит он на меня строгим взглядом и спрашивает:

– Ну что?

Я ему:

– Т-т-товарищ майор…

А он мне:

– Т-ты и не заикайся…

Короче, выяснилось, немного заикаемся мы оба.

Психологи уверяют, что заики – по природе добрые люди. Про себя не скажу, но начальник губы – точно. Состоялся между нами профессиональный разговор. Говорили, как правильно брать дыхание, какие буквы для заикания наиболее опасны, например, «п» или «с». Кстати, гласные порой тоже тормозят разговор. Расстались если не друзьями, то единомышленниками.

Служба в Марах завершилась столь же внезапно, сколь и началась. В один прекрасный день меня вызвали в штаб Учебного центра и сообщили, что пришел приказ – меня отзывают. Я на такой приказ, конечно, надеялся. Но все случилось до обидного внезапно. Я обжился в казарме-гостинице, привык к новым друзьям, привык к Марам. Уехать хотелось, но и побыть чуть подольше в «родном коллективе» тоже было бы неплохо.

Накануне отъезда ко мне подошел лейтенант К-р, недавно разжалованный в лейтенанты из старших лейтенантов.

– Слушай, – расплылся он в улыбке, – ты все равно съезжаешь, и искать тебя никто не будет. Дай я запишу на тебя бочку мазута. Сам понимаешь…

Я пожал плечами. Уверен, что бочку эту на меня списали.

В Ан-24, летевшем из Мар в Ашхабад, по трапу втащили блеющую козу. Ее пристроили возле меня, и она тут же с наслаждением нагадила. Потом из-за обшивки пошел дым. Я вызвонил стюардессу. Девушка посмотрела на дымок, сказала: «Да у нас так каждый раз», посочувствовала насчет козы и ушла в кабину. На перелете от Ашхабада до Москвы была посадка в Красноводске (ныне Туркменбаши). В крохотном, с земляным полом аэропорте (если это вообще можно назвать аэропортом) ко мне подошел неопрятный тип в ковбойке и кирзовых сапогах, – на улице было плюс 35, – и предложил купить за восемь рублей алюминиевый бидон черной паюсной икры. У меня после прощания с коллегами сохранилось только пять.

Глава третья Как это было в Египте

Египетский этап арабистского бытия начинался скучно. После возвращения из Мар вызвали в 10-е Главное управление Министерства обороны, посадили на стул в коридоре и велели ждать. Сидел и ждал: вот сейчас откроется дверь, позовут, вручат в руки предписание – и сразу полным ходом туда, на Ближний Восток, в Египет.

Получилось прозаичнее и тоскливее. День просидел я на стуле бок о бок с людьми, вроде меня ожидавшими вызова, только в соседнюю дверь. Один раз меня позвали, но только для того, чтобы отнести кому-то какое-то письмо. Потом еще раз послали. Выяснилось, что всех куда-то посылали. Сидящий рядом со мной человек произнес странную фразу: «Ну, начинаются долгие сидения». Он был здесь не впервые и знал, что говорил.

Просидел я в МО несколько дней, вкусно обедая в столовой, а потом взял да и не пришел. На следующее утро раздался звонок и строгий голос поинтересовался, почему я нарушаю порядок и куда запропастился – видать, трудно стало без меня Министерству обороны.

Пришлось вернуться на «свой» стул, но на этот раз сидение длилось недолго. В тот же день мне выдали соответствующий документ и паспорт с въездной и выездной визами.

Дальше все пошло быстро: сборы, две бутылки водки в черный пластиковый чемодан и шоссе в Шереметьево. Дорога туда была шире и веселее, чем тропа в Домодедово, и куда романтичнее – она вела в заграницу.

Реактивный Ил-62 не походил на 18-го «илюху», выглядел мощнее и торжественнее. Волнительный рев четырех расположенных в конце фюзеляжа движков – и… можно откинуться на спинку самолетного кресла.