Тяжело в ученье, нелегко в бою. Записки арабиста

Охрана быстро спохватилась, меня догнали, я сам вернул им их же оружие. Тут и пришло указание пропустить «этого русского». Мои сторожа довели меня до микробаса, а один даже помахал на прощание рукой.

Зато о другом случае вспоминается не столь весело. Мы ехали на базу, и вдруг по дороге произошла неприятность – у микробаса лопнула камера. «Касура». Предстояло менять колесо. Все случилось на окраине Каира. Микробас остановился, мы вышли, водитель Габер достал домкрат. За несколько минут вокруг собралась толпа мрачных мужчин, многие с автоматами за плечами. Они в упор разглядывали незваных пришельцев. Мне удалось заговорить с одним из них – он оказался палестинцем. Оказалось, мы в «палестинском» районе Каира и находимся в окружении беженцев.

Так и простояли в молчании целый час, пока Габер менял колесо. Сели в машину, тронулись, я оглянулся. Никого вокруг уже не было. Ничего страшного не случилось. Но эпизодик запомнился.

Не представляю себе египтян, стоящих в такой же воинственной позе. Им далеко до палестинцев. Разная история, разные традиции. И те и другие арабы, но различаются между собой столько же существенно, сколь и их диалекты.

Будучи воспитан на арабо-израильском конфликте, я при каждом удобном случае заводил о нем разговор. Однажды на базаре, куда пришел за арбузами, я решил заговорить на эту острую тему с торговцем. Разговор не получился. Когда упомянул Израиль, то собеседник переспросил: «Исраиль ы?»[13] Я удивился и замолчал, арбуз был куплен в полной тишине.

Еще одна поездка обернулась настоящим приключением. Ена разрешил съездить в музей Ораби-паши, выдающегося египетского политика, который в 1881 году возглавил восстание под лозунгом «Египет для египтян», а в 1882-м на недолгое время стал главой страны. В историю он вошел как вождь национально-освободительного движения. Но в столкновении с английской армией его войска потерпели поражение.

Музей находился неподалеку от города Загазига, который был намного больше Бильбейса, а его центр выглядел вполне по-европейски.

Я выпросил пистолет, засунул его под сиденье автомобиля и отправился на экскурсию. Добравшись до музея, двухэтажного белого здания посредине деревни, я обнаружил, что он закрыт. Закрыт наглухо, ни одного сотрудника поблизости не было, а собравшиеся вокруг жители долго не могли понять, зачем меня сюда занесло. Наконец к машине пробился парень студенческого вида и, узнав, зачем этот русский сюда приехал, обещал помочь.

«Студент» исчез и вскоре появился с двумя традиционного вида немолодыми людьми в фесках, которых он представил как директора музея и его заместителя. После приветствий они выразили радость по поводу моего стремления ознакомиться с жизнью и деятельностью великого египтянина, но признались, что музей они сами давно не посещали, а ключ куда-то задевался. Чтобы попасть в музей, надо было открыть дверь изнутри. Двое сотрудников полезли в окно. Чтобы не терять времени, я отправился вслед за ними.

И тотчас же началась экскурсия, которая продлилась больше часа. Первый этаж был посвящен Ораби-паше, на втором размещался небольшой музей быта – этакое смешение истории, политики и этнографии.

По завершении экскурсии я вручил «гидам» небольшой гонорар и таким же манером мы втроем вышагнули из окна на землю. Все шло хорошо, но, подходя к машине, я обнаружил, что вокруг нее собралась толпа, все что-то кричат да еще и раскачивают автомобиль. С трудом протиснувшись к машине, я залез внутрь, водитель завел мотор. Но толпа не расходилась, и тронуться мы не могли. Чего хотел бурлящий народ, понять было невозможно. От волнения я нащупал под сидением пистолет, скомандовал водителю «Вперед!», и он, тоже обалдевший, поехал прямо на людей. Те расступились, разбежались, и мы вырвались на проселочную дорогу. Будь на месте египетских феллахов палестинские фидаи, все обернулось бы для нас куда хуже.

Благодаря визиту в музей Ораби-паши я узнал сразу несколько новых слов на литературном языке, поскольку именно на нем была прочитана лекция, а новые термины всегда сопровождались указанием на те или иные предметы египетского быта. Об инциденте в музее я долго никому не рассказывал.

И еще одна история, по нынешним временам пустяковая, а по тогдашним – рисковая. Задружился я с египетским стажером Ахмадом, который постигал русский и, как и я, учился на переводчика. Парень был застенчивый, русский знал не лучше, чем я арабский, но мы договаривались.

Как-то раз Ахмад предложил мне прокатиться в гости к его родственнику, мужу его сестры Исмаилу. Докладывать по команде я не стал. Нарушив правила поведения советского гражданина за рубежом, я отправился с Ахмадом гости к Исмаилу, который жил на окраине все того же Загазига.

Поехали. Вдоль дороги были разбросаны хлопковые и рисовые поля, попадалась кукуруза. Рисовые посевы выделялись ярким темно-зеленым цветом, кукуруза была желто-пожухлая, на хлопке трудились дети. Проезжали мимо неухоженных, хлипких деревень.