Тигр снегов

После взятия Эвереста мне задавали множество вопросов, и не одни только политические. Вопросы во­сточных людей часто касались дел религиозных и сверхъестественных. «Увидел ли ты бога Будду на вершине?» – спрашивали меня. Или: «Видел ли ты бога Шиву?» Многие верующие всячески пытались заставить меня объявить, будто на вершине мне яви­лось видение или на меня снизошло откровение. Но и тут, хотя это может разочаровать людей, я должен говорить только правду, а правда заключается в том, что на Эвересте я не увидел ничего сверхъестественно­го и не ощутил ничего сверхчеловеческого. Я ощущал большую близость к богу, и этого было мне достаточ­но. В глубине сердца я поблагодарил бога, а перед спуском обратился к нему с весьма земной и деловой просьбой – чтобы он, даровав нам победу, помог нам также спуститься живыми вниз.

Мы включили кислородные аппараты и снова дви­нулись в путь. Как ни хотелось нам спуститься побы­стрее, мы шли медленно и осторожно – ведь мы все-таки утомились и реагировали не так четко, а боль­шинство несчастий в горах случается именно из-за того, что уставший человек пренебрегает осторожно­стью при спуске. Шаг за шагом спускались мы по кру­тому снежному склону, чаще всего пользуясь сту­пеньками, которые сделали на пути вверх. Скалу с расщелиной преодолели без особых затруднений; я так даже просто сбежал по ней вприпрыжку. Затем опять пошли по гребню, вбивая каблуки в снег и скользя. Час спустя мы добрались до Южной вер­шины. Всю эту часть спуска Хиллари шел впереди, а я сзади, страхуя его в опасных местах. Несмотря на утомление, мы сохраняли еще силы. Больше всего нас беспокоила жажда, потому что вода во флягах за­мерзла, а есть снег означало только подвергать рот и горло опасности воспаления.

На Южной вершине мы передохнули. Далее сле­довал крутой снежный откос: он был теперь даже еще опаснее, чем во время подъема. Хиллари напрягал все силы, чтобы не сорваться на спуске; он так сильно сгибал колени, что то и дело садился на снег. А я креп­ко сжимал в руках веревку и натягивал ее, на случай если он поскользнется – ведь дальше внизу не было ничего до самого ледника Каншунг, тремя тысячами метрами ниже. Но и этот участок мы преодолели бла­гополучно. Теперь самое худшее было позади. Немно­го спустя мы подобрали кислородные баллоны, остав­ленные Бурдиллоном и Эвансом, – подобрали как раз вовремя: наши собственные запасы были уже на ис­ходе. Около двух часов пополудни добрались до верх­ней палатки, остановились и отдохнули; я подогрел на примусе немного лимонада. Мы пили впервые за много часов, и казалось, новая жизнь вливается в на­ши тела.

Но вот и лагерь IX остался позади. Мы пошли вдоль гребня, мимо остатков швейцарской палатки, вниз по большому кулуару к Южному седлу. Здесь кое-где сохранились наши старые следы, но кое-где ветер стер их, а спуск был настолько крут, что прихо­дилось вырубать новые ступени, потому что даже кошки не могли предохранить нас от скольжения.

Мы поменялись местами – теперь я шел впереди, выдалбливая ступеньки то каблуком, то ледорубом. Часы тянулись бесконечно долго. Но вот показались палатки на седле и движущиеся точки около них. По­степенно палатки и точки становились все крупнее. На­конец мы ступили на более удобный откос над самым седлом. К нам навстречу спешил Лоу, начальник этого лагеря. Он обнял нас, тут же напоил горячим кофе, а затем довел, с помощью остальных, до самого ла­геря.

Грегори ушел несколько раньше в этот же день вниз. Зато снизу поднялся Нойс с шерпой Пасангом Пхутаром[19], и теперь они с Лоу приняли все меры к тому, чтобы согреть нас и устроить поудобнее. Лоу уже напоил нас кофе, теперь Нойс принес чай. Видно, он очень волновался и опрокинул примус, когда кипятил воду, потому что чай был с сильным привкусом керосина, но это не имело никакого значения. Глотая этот чай, я думал, что он для меня вкуснее самых свежих сливок, потому что приготовлен от души. Ко­нечно, нас засыпали вопросами, но в тот момент мы долго были не в силах отвечать. Мы нуждались в от­дыхе. Становилось темно и холодно, мы забрались в свои спальные мешки, Хиллари в одной палатке с Лоу и Нойсом, я в другой палатке с Пасангом. Я лежал тихо, дыша «ночным кислородом», и старал­ся уснуть. Я чувствовал себя а ча – хорошо, но сильно устал. Было трудно и думать и чувствовать.

«Настоящая радость, – подумал я, – придет позже».

19 «ТЕНЦИНГ СИНДАБАД!»

И радость пришла. А за ней и кое-что другое. Но сначала радость.