Два вида наших долгоножек очень похожи на ос и формой тела, и окраской, и даже повадками. Такого комара не сразу и схватишь — боязно: вдруг это все же оса? Есть и мухи, по форме тела и окраске напоминающие ос, пчел, шмелей. Помню, поймал я как-то такую муху-осовидку, а дома она у меня из коробки вылетела. Смотрю — бегает по окну оса, да еще какая здоровая. Я за носовой платок. Нет, пожалуй, прокусит. Схватил полотенце. Поймал, а это моя же муха, которую сам всего лишь час назад принес! Такое сходство не только спасает этих насекомых от врагов. Некоторые мухи-шмелевидки — паразиты шмелей и пользуются своей внешностью, чтобы проникать в их гнезда и откладывать там яйца. Ну, а похожие на ос долгоножки таким обманом только спасаются от врагов. Паразитов других насекомых среди них неизвестно. Есть у них и еще одно средство защиты — их ноги. С первого взгляда ноги у них очень неуклюжие, длинные, «складные», торчат во все стороны. Вот это-то и защита. Как ни хватай долгоножку, а первое, за что схватишь, — нога. Она легко обрывается, а комар улетает— у него еще пять осталось! Некоторые незадачливые долгоножки встречались мне и с тремя, а то и с двумя ногами. Конечно, жить им труднее, чем шестиногим, но все же можно. Тем более, что взрослые живут не очень долго — отложил яички и умер.
Как и все другие комары, долгоножки ветра не любят, предпочитают для полетов тихие дни.
В тундре силен не только ветер, в тундре страшен не только мороз, страшна в тундре и гроза. Резко происходит перелом от весны к лету. Ударяет вдруг жара, стягиваются к горным вершинам отряды облаков, заволакивается мглою даль и… пошло! Грохот грома, врезающиеся в землю молнии, потоки дождя…
И некуда бедному человеку деться — никакого укрытия» не спрячешься же в кустиках карликовой березки!?
Помню, одна такая гроза захватила нас, когда мы возвращались с геологами из дальней поездки на склад взрывчатки. Вездеход — это металл, вездеход — это самая возвышенная точка среди тундры… А в кузове ящики с динамитом…
Необычная дневная мгла то и дело озарялась синеватым и беловатым блеском молний. Некоторые ударяли так близко, что отчетливо был слышен треск и шипение, с которым они касались болотной воды. Затем мгновенно все это заглушал дикий раскат грома. Почему-то казалось, что он придает свету красноватую окраску. Потом хлынул ливень такой силы, что наша дорога сразу превратилась в реку. Край брезента кузова под напором ветра прогнулся внутрь, и с него прямо в наши сапоги ударил поток воды. Сапоги стали ведрами… И снова молния, снова гром, и сквозь заднее стекло кабины — бледное лицо геолога, держащегося за карман, в котором лежали детонаторы…
Когда стихло, стал слышен другой звук — надрывный, уверенный рев вездехода, преодолевшего и стихии, и тундру.
И стукаясь о борта вездехода, цепляясь за динамитные ящики, я вспомнил стихотворение нашего поэта Геннадия Юшкова:
Да, люди все больше и больше покоряют и переделывают тундру. В самом центре города Воркуты было огромное болото — свалка. Решили на этом месте построить городской парк с озером. И построили. Двадцать четыре тысячи кубометров грунта поглотило тундровое болото. Тысячи кубометров вечномерзлой глины подняла в воздух взрывчатка со дна будущего озера. И вот берега его уже одеты в бетон. Построен и парк, удивительный парк в условиях Заполярья, в котором, кроме полярных ив и березок, скоро будут расти елочки и черемуха. И если сейчас еще группы школьников приезжают иногда на зимних каникулах из Воркуты в Ухту, чтобы посмотреть на настоящую елку и потрогать своей рукой ее иголки, то скоро для этого юным воркутянам достаточно будет просто прогуляться в свой парк.
Мы не раз встречали в тундре геологов и геофизиков. Что же они там делали? Да то же, что и везде, — искали полезные ископаемые.