Тигры у нас не водятся

Кто-то зашуршал возле елки и пискнул. Кто? Серый комочек шариком прокатился по поляне в норку. Полевка, конечно! Их в тайге много — и серых, и рыжих, и черных. Но кого она испугалась? Мы-то с вами сидели тихо… Из-под той же елки выскочил стройный рыжий зверек. Двумя прыжками добрался он до норки, куда скрылась полевка, и тоже юркнул в нее. Теперь полевке конец. Это ее злейший враг, а наш друг — ласка. Вот она уже снова появилась и полевку в зубах держит. Значит, несет детям…

Роса высохла, можно ходить, не боясь замочить ноги. Над лугом вспорхнули первые дневные бабочки — голубые, белые, красные. Какие они разные и красивые! У перламутровок снизу серебристые пятнышки, будто капельки росы, а сверху узор из черных линий на рыжем фоне. Лимонница и цветом и формой похожа на сухой листок, а траурница и крапивница, когда сложат крылья, напоминают черные участки коры березы.

ДЕНЬ И ВЕЧЕР В ТАЙГЕ

Утро кончилось. Дунул ветерок, потянуло с луга медвяным запахом, закачались цветы и травы. Тропинка вывела нас к берегу реки — узкой полоске каменистой земли. К ней совсем близко подступает лес. Густой, непролазный, колючий. Старые ели, метров по тридцать в высоту, дружно сомкнули свои ветви над мокрой от бесчисленных родничков землей, а промежутки захватили кусты. Ближе к свету, к реке —

шиповник, подальше, в тень — смородина. Осенью тут повиснут гроздья красных и черных ягод, собирай вагонами! Где чуть посуше — малина, любимая ягода и людей, и медведей… Трудно, очень трудно здесь пролезть, спустимся лучше обратно к речке. Но и здесь скоро путь кончается — тропинка уперлась в густой ивняк.

Скрылось из виду все — и лес, и небо, и речка. Идешь, жмуришься, отводишь руками ветки и, кроме них, ничего не видишь. Похоже, что попал в бамбуковый лес, и стволы похожи, и узкие листья. Только вот тигров и кабанов нет, одни мыши и полевки бегают. Но это сейчас, днем. Вечером же по этим зарослям бродят и лоси, и лисицы, и волки, и, конечно, медведи. Вот у воды на сыром песке будто кто-то босиком прошелся — это и есть медвежий «автограф». На некоторых отпечатках заметны следы когтей, тут уже и последние сомнения отпадают.

Долго тянется ивняк. Потом опять по речной долине начинаются луга. А за ними опять лес, но другой — светлый, просторный — сосновый бор-беломошник. Беломошником зовут его за белый «мох» — лишайник-ягель, который сплошь покрывает сухую песчаную почву. Бор растет на возвышенности. По понижениям со всех сторон окаймляют его густые ельники. Рады бы ели завоевать и бор, но не могут они жить и расти на такой сухой почве. Не может ель вытеснить сосну и на торфяных сфагновых болотах, а вот там, где почва получше и достаточно влажная, ель занимает главенствующее место. И на север ель идет гораздо дальше сосны. За Полярным кругом сосны уже нет, а ель, хотя и низенькая, с искривленным стволом, все еще есть. Дальше ели из хвойных продвигается только лиственница. Она еще более неприхотливое дерево. Ей легче переносить суровую зиму, потому что она сбрасывает свою хвою осенью, как лиственные деревья.

В еловом лесу сыро и неуютно. Из мха поднимается высокий лесной хвощ, похожий на макеты елочек. Много миллионов лет прошло с тех пор, как появились на Земле первые хвощи, а так до сих пор у них и осталась привычка жить в тени и сырости. Поэтому они здесь так пышно и разрослись. Только немногие перекочевали на открытые и сухие пространства, но ростом они там гораздо меньше. Есть хвощи и на реке, у самого берега встали сплошной щетиной.

А вот в тихой заводи над сплошной завесой листьев рдеста поднимаются «елочки». Тоже хвощи? Нет, это водяная сосенка, цветковое растение, любящее стелиться на мелководье, в илистых грунтах. Там, где грунты каменистые, растут в таежных реках другие растения — водяные лопухи — нардосмии. Иной раз всю реку перегораживают. Листья у них огромные, как детский зонтик. Но чем дальше на север, тем все меньше и меньше они становятся, и на Полярном Урале листья у нардосмии не больше ладошки.

Увидишь нардосмии — знай: там мелко, перекат. А другое растение— желтая кубышка, наоборот, указывает на глубину и на то, что

на дне вязкий черный пузырящийся ил. Среди плавающих тарелочек листьев кубышки снуют рыбьи мальки, но здесь их куда меньше, чем на мелководье, в нардосмиях. Там, если тихо подойти, можно не только тысячи мальков, но и щуку увидеть. Другой раз стоит она огромная, как бревно, чуть шевелит плавниками. Заметила опасность — бум хвостом по воде — и на глубину. А на перекатах резвятся серебристые хариусы и молодые семги с синими пятнами и красными точками на боках. Чуть коснулась воды синяя стрекоза — хап! И нет ее, съели…