Тихие обители. Рассказы о святынях

Поистине «не ведают, что творят!» Я уверен, что против стихир может вооружаться лишь тот, кому нет дела до молитвы, какой-нибудь полуверующий регент и псаломщик, – или же не ведающий всей их глубины и содержательности благочестивый служитель Церкви. А сколько от этого теряется!.. Церковь наша круглый год питает молящихся не однообразным духовным «меню», а богатейшим столом! Ведь что ни неделя, то новая идея, новое воспоминание, новые мысли и чувства: то являются перед нашими взорами, ударяющий себя в грудь мытарь, наряду с высоко закинутой головой фарисея, то мудрые пять дев, заготовившие духовное масло для Небесного Жениха, то расслабленный, тридцать восемь лет лежавший в ожидании исцеления, то самарянка, беседовавшая с «пророком», большем Иакова. И сколько психологии в этих стихирах, сколько содержания, религиозных восторгов! Слышали ли вы, православный читатель, пришедшую сейчас мне на память стихиру о расслабленном: «При овчей купели человек», – просто какой-то человек может быть, и мы с вами – духовные расслабленные, лежащие в немощи и, «увидев Спаса, мимо идущего, возопили». Вообразите, как жалобно и мучительно вопил тридцать восемь лет страдавший больной: «человека не имам, да егда возмутится вода, ввержет мя в ню: егда же прихожду, ин предваряет мя» – по-прежнему – «немощствуяй лежу»… Больной с робкой надеждой смотрит в лицо Целителя… «И абие», – тотчас же! – «умилосердився Спас и глаголаше: тебе ради», – не вообще ради человечества, а ради каждого из нас в отдельности, «человек быв, – тебе ради в плоть облекохся», и ты еще «глаголеши: человека не имам!.. – дело очень просто: возьми с верой одр твой и ходи!» Ну как же не воскликнуть после этого, поднимающего наш дух, стиха: «вся Тебе, Господи, возможна, вся послушествуют ти, вся повинуются Тебе!» – Ты уж и нас спаси, яко Благ и Человеколюбец!

Петер фон Корнелиус. «Притча о десяти девах». 1813

– Когда я услышал впервые эту стихиру, случайно из любопытства зайдя в храм единоверцев, – рассказывает мне один студент университета, князь У., – то прямо был поражен содержанием ее. Какую-то веру в себя, во всемогущество Милосердого Спаса, вдохнула она в меня, точно электричеством зарядила мою душу! С тех пор во мне точно все перевернулось. Так и хотелось сказать какой-нибудь горе: воздвигнись и верзися низу!

И действительно, сколько надежды, веры вливают слова Христа в расслабленную страстями и сомнениями нашу душу! Каких еще нужно христианину опор, когда ради него Сам Господь в плоть облекся! Бери каждый из нас одр и с несомненной верой иди вперед!

Опять же вспомните стихиры Кресту Христову… Право, ведь в них самая-то соль каждого богослужения и заключается. Ектении, «Свете Тихий» и прочие постоянные части – это как бы рамки, которые еженедельно наполняются новым и новым содержанием. А мы и знать его не хотим.

Пусть желающие проверить сходят хоть в единоверческие храмы, что ли, а еще лучше, если съездят на Валаам. И поймут они тогда, почему наголодавшийся духовно старик-черниговец жадно впитывал содержание стихир. А пели в то время о самарянке, у которой просил «воды пити» Тот, Кто «одевает небо облаки», с которой беседовала Сама Нескверная Чистота, хотя иудеи старались даже обходить страну Самаринскую, боясь оскверниться. Не так же ли бывает и с нашей грязной душой? Проходят мимо нее священники и левиты, а Господь очищает ее от страстей и вселяется в ней.

На меня пение стихир произвело такое же почти впечатление, как и на старика: я ведь тоже собственно в первый раз слушал их со вниманием. И с тех пор ничего я так не любил слушать, а потом и сам петь на клиросе, как стихиры, подобны, самогласны. Никакие Бортнянские, Архангельские, Панченки – со своими «сочинениями», «концертами» не могли идти даже в сравнение.

Своеобразные валаамские напевы тоже заслуживают всяческого внимания. Но о них я скажу после, потому что в этот раз я не мог еще освоиться с ними достаточно.

После вечерни началось повечерие и «вечерние правила»; и непосредственно затем – ужин. Было уже часов восемь с половиной. Подкрепленные трапезой иноки и богомольцы были приглашены немногими ударами колокола снова в церковь для молитв перед отходом ко сну.

Дж. Тиссо. «Молитва Господня». 1886–1896

Внимание нового человека обращают на себя два обстоятельства этих молитв. Во-первых, в середине их творится двести поклонов. Очередной чтец произносит известную молитву Иисусову, после которой кладется всеми поклон, от Пасхи до Пятидесятницы поясной, а постом, кажется, – земной. Так двадцать раз… А затем наступает полнейшая тишина. В это время молящиеся творят ту же молитву молча, с одними лишь крестами. И так торжественна и глубоко таинственна бывает эта тишина, что невольно сосредоточиваешься умом в сердце своем.

Один из товарищей даже смутился.

– Это – возмутительно! Это какая-то гипнотизация! – раздраженно говорил он.

В. Васнецов. «Единородный сын». 1885–1896