Тихие приюты

К этому времени подоспели два в высокой степени знаменательные факта в этой стороне моей жизненной деятельности, которые и до сих пор побуждают меня смотреть на них с высоким благоговением, как на мудрые пути любвеобильнейшего Господа, желающего спасти душу погибавшего грешника, запутавшегося при искреннем стремлении подойти ближе к правде, к истине.

Здесь на мне чрезвычайно ясно оправдались два великих обетования:

Благ Господь… к душе, ищущей Его (Плач. 3, 25).

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся (Мф. 5, 6).

Личные мои средства совершенно иссякли.

На деле и на моих плечах состояла масса долгов. Лицо, которое вначале поддерживало меня материально, совершенно отошло от меня. Другое, которое ссужало меня средствами под векселя с тем, что я буду уплачивать свои долги тогда, когда у меня будут деньги, совершенно неожиданно для меня отошло в иной мир, и мои обязательства перешли к наследникам, к людям, прежде всего, небогатым, затем не имеющим ничего общего со спиритическим движением и относящимися к нему в лучшем случае безразлично.

Словом, я очутился в крайне безвыходном положении.

Как раз в это время я получил приглашение прочитать что-нибудь в закрытом заседании «Общества любителей духовного просвещения» в Московском епархиальном доме.

Я охотно согласился и назначил к чтению лекцию на тему: «Друзья и враги христианства в XX столетии». Основной задачей этой лекции было желание познакомить членов этого общества и, главным образом, православных миссионеров с постановкой внутренней и внешней миссии западноевропейских и, главным образом, христианских вероисповеданий Америки.

Для этого у меня имелся очень богатый материал, и, когда затем я повторял эту лекцию много времени спустя в одном из петербургских закрытых собраний, она вызвала одобрение многих представителей Православной Церкви, слышавших ее.

Но здесь, несомненно, по воле Божественного Промысла произошло следующее, совершенно неожиданное для меня обстоятельство.

Против меня выступал официальным оппонентом один очень известный миссионер.

Имея в виду, что будет читать лекцию завзятый спирит и, следовательно, еретик, этот миссионер приготовился и запасся целым арсеналом выписок, справок из моей личной литературы по спиритизму и, очевидно не желая оставлять неиспользованным свой материал, выступил с возражениями не по существу лекции, а по существу моей деятельности, и в крайне резких формах: ко мне – как к спириту, а к спиритизму – как к антихристианскому учению вообще; хотя, повторяю, я в своей лекции ни одного слова не говорил ни за, ни против спиритического учения. Это произвело на меня самое удручающее впечатление.

И милосердный Господь в эту-то тяжелую минуту для меня и пришел ко мне для спасения моей души.

После довольно продолжительных моих прений с указанным выше оппонентом, которые приняли уже чисто личный характер, встал в высокой степени смиренный, любвеобильный и в голосе, и в манере говорить, очень молодой человек, архимандрит одного из крупных московских монастырей, и, заявив, что он не оправдывает резкости в выражениях моего оппонента, хотя принципиально соглашается с ним, советует мне, после моего большого знакомства с западными проповедниками, на которых я ссылался в своих лекциях, непременно побывать в Оптиной пустыни и побеседовать с оптинскими старцами.

Все это было сказано так тепло, так хорошо, так любовно, что после того жестокого отношения ко мне, которое я только что пережил, слова этого истинного слуги Христа показались мне словами как бы Ангела Небесного и не только ободрили меня, но и приуготовили мне тот путь, который, как мы увидим ниже, спустя несколько месяцев был так необходим мне.

Переносясь мысленно к этому больному, очень больному и для моего самолюбия, и для моей души событию, спокойно обсуждая его теперь, я ясно вижу здесь мудрую волю Господа. Не будь я так приподнят, так наэлектризован кажущейся несправедливостью моего оппонента, я не обратил бы такого исключительного внимания на слова дорогого теперь моей душе архимандрита; они не запечатлелись бы так глубоко в мою душу вследствие своей контрастности, что и сейчас я вспоминаю о них с великим наслаждением. Так что я теперь не только примирился с моим сердитым оппонентом, но даже молюсь за него, как за одно из мудрых орудий Господа, ускоривших мое возрождение.

Точно таким же теплом и приветливостью встретил меня другой служитель Христовой Церкви, в то время протоиерей, о. Иоанн Васильев, а ныне архимандрит Григорий.

Да благословит Господь этих трех своих служителей, которых я считаю первыми, ставшими на пути моего обращения к правде.

Итак, из этого первого события в моей душе, в моем сердце, в моей слуховой памяти, как на раскаленном железе, запечатлелись чудные слова великого посланного мне Господом инока:

«Побывайте, непременно побывайте в Оптиной пустыни у старцев».